Ты будешь одинок в своей могиле - Джеймс Хедли Чейз

Она остается неподвижной, только глаза горят ненавистью.

– Ты сказал это Аните?

Милс недоумевает, потом заразительно хохочет.

– Ты не лишена проницательности, однако! К сожалению, это продолжалось недолго. Она не хотела беспокойства, да и к тому же у нее нет твоего энтузиазма, малышка.

Он наливает себе следующую порцию.

– Почему бы тебе не попробовать с Франклином? – с издевкой продолжает он. – Правда, он стар, но кто знает…

Она поворачивается к нему спиной и открывает сумочку. Порывшись в ней, вытаскивает пистолет. Свет играет на никелированной отделке и отражается на потолке.

Милс слышит щелканье предохранителя и вскакивает, но опаздывает.

Она наводит на него пистолет.

– Ты никуда не уедешь, Сезар, – спокойно говорит она.

Я вижу только спину Натали, но Сезар полностью в поле моего зрения. Его самодовольная улыбка сползает с лица, глаза расширяются от страха. Он боится дышать.

– Будет лучше, если ты уберешь эту штуку. Может случиться несчастье.

– Да, Сезар, произойдет несчастье, – Натали медленно отступает к окну-двери. – Не двигайся, ты прекрасно знаешь, что я умею обращаться с тем, что у меня в руках. Дочь миллиардера может себе позволить многое, в том числе и знакомство с подобными игрушками. Я стреляю хорошо, ты знаешь, Сезар!

– Послушай, кукла…

– Я же тебя предупреждала, чтобы ты не называл меня так! Молчи и слушай… Теперь буду говорить я!

Я стою неподвижно, как статуя. Я совершенно не знаю, на что она способна как стрелок. Малейшее мое движение – и она выстрелит в меня. Слишком близко, чтобы она промахнулась. Нечего и думать скрыться в спасительной тени. Пот градом течет с моего лица.

– Я знала, что рано или поздно это должно случиться, Сезар, – говорит она. – Ты как человек не представляешь никакой ценности. Но как мужчина ты красив, хорошо сложен и довольно занимателен. Правда, часто твоя мерзкая, подлая натура берет верх над рассудком… И не думай, что ты смог обмануть меня. Я знала о твоей связи с Анитой, о том, какой свиньей ты был, Сезар. Но я хотела, чтобы все продолжалось как раньше, хотя знала, что рано или поздно ты найдешь себе другую. Знала!.. И знаю, что ты все расскажешь той, которая последует за мной. Ты не можешь иначе, не так ли, Сезар? Ты думаешь, я забыла все, что ты мне рассказывал о женщинах, с которыми спал? Но я не хочу, чтобы ты с другими говорил обо мне. И ты не сделаешь этого. Ты никогда больше не заговоришь ни с одной женщиной…

– Ты сошла с ума! – шепчет Милс.

– Ничуть! Я была бы сумасшедшей, если бы позволила тебе уехать отсюда. Но этого не произойдет. Тебя найдут завтра утром и поймут, что здесь была женщина, но – какая женщина? Их столько здесь проходило!.. Легион, не так ли? И многие из них тоже готовы были застрелить тебя. Я даже не думаю, что кто-то осудит меня. Все в городе знают, что я не могу ходить. Как же я могла прийти сюда и убить тебя? Они могли бы подумать это, так как дом принадлежит мне. Но едва они поговорят с доктором Кински, как подозрение с меня будет снято. Он засвидетельствует, что я не могу ходить. Он никогда не признается в том, что я обманывала его столько месяцев. Потом, еще существует верный Франклин. Он знает, что я поехала к тебе. Узнав, что ты мертв, он будет прыгать от восторга. Он ненавидит тебя и ни за что меня не выдаст.

Милс побледнел, его бескровные губы дрожат. Он стонет:

– Положи это, идиотка! Ты слышишь!

– Прощай, Сезар, – дуло пистолета медленно поднимается и замирает, нацелившись в голову Милса. – Ты одинок. Ты еще не чувствуешь этого, но это придет. Ты будешь очень одинок в своей могиле, Сезар…

– Не стреляй! – он извивается, протягивая вперед руки, так как понял, что она действительно сейчас выстрелит…

Кулаком я бью ее по руке в тот момент, когда она нажимает на курок. Шок парализует ее. Пистолет падает на пол. Она поворачивается и изо всех сил бьет меня по лицу. Ее ногти вонзаются в мою щеку. Я пытаюсь ее удержать, но она отступает и исчезает в саду.

Я даю ей уйти.

Она бежит в лунном свете через сад, открывает калитку, бросается в машину и уезжает.

– Салют, Мак, – приветствует меня Милс. – Бывают моменты, когда ты появляешься чертовски вовремя. – Он падает в кресло, так как ноги отказываются повиноваться ему. Его бледное лицо покрыто потом. – Хочешь выпить? Если ты нуждаешься в этом, как и я, то дело поправимо.

Я вхожу в комнату и вытираю щеку. Она вся в крови.

– Веселенькая ситуация, не так ли? – Я сажусь на ручку кресла, где до этого сидела Натали. – Ты никогда еще не был так близко к могиле…

– Я знаю. – Он пытается налить виски, но рука так дрожит, что все проливается на ковер.

– Дай сюда! – я отнимаю бутылку. Он снова валится в кресло, все еще мокрый от пота.

…Олаф Крюгер как-то сказал мне, что если Милса основательно задеть, он сразу скисает. Стало быть, Натали Серф задела его очень основательно…

Я наливаю виски, сую ему стакан и выпиваю свой с огромным удовольствием. За последние сорок восемь часов я не пил ничего вкуснее.

Милс проглатывает содержимое своего стакана в три порции, как малыш молоко. Когда я заканчиваю, он берет мой стакан.

– Еще по одному, мистер? Она меня порядком напугала, эта ведьма. Если бы ты не вмешался…

– Не обольщайся! Если бы мне не нужно было поговорить с тобой, я не стал бы вмешиваться…

Он делает гримасу, которая должна означать улыбку.

– Ты великолепен, Мак. Я твой должник. Ты говоришь… Ведь она сумасшедшая, ты это знал? Она опаснее гремучей змеи, которой наступили на хвост. Я надеялся уехать отсюда далеко. Ты слышал, что она сказала? Эти ее слова об одиночестве в могиле… Эту историю может рассказывать только человек, который уже стоял одной ногой в могиле. Ты понимаешь, до какой степени она ненормальна?

Я протягиваю ему полный стакан.

– Только не пей сразу все. Мне нужно, чтобы у тебя была ясная голова по крайней мере еще десять минут.

– Тогда дай мне курево. У меня ощущение, что сразу отнялись руки и ноги. Я постараюсь как можно быстрее убраться отсюда. Знаешь что, Мак? Она способна вернуться к себе, взять еще один револьвер и опять приехать. Я не хочу подыхать. От такой ведьмы надо держаться подальше.

Я прикуриваю сигарету и даю ему.

– Спокойно. Она не вернется сюда, так что возьми себя в руки.

Он выпивает еще глоток и выпрямляется, но глаза у него все еще бессмысленные. Требуется некоторое время, чтобы он пришел в себя.

Десять минут он все еще говорит безумолку, потом замолкает и начинает уже более нормальным тоном:

– Что ты здесь делал, Мак? Можешь не говорить, если не хочешь, но я рад, что ты оказался возле моего дома. Если бы не ты, я был бы уже на том свете.