Акула. Отстрел воров - Андрей Кивинов

Взялась за железную ручку. Ладонь была влажная и горячая, так что холода металла Лариса не чувствовала. Потянула на себя, ожидая, что кто-то рванёт дверь снаружи.

Представила: дверь распахнётся, а она — почти голая. В дурацком мокром полотенце. Босая. А перед ней — мужик. Тот самый, что заглядывал в окно.

Никто ничего не рванул. Ключ провернулся легко. Лариса облегчённо вздохнула. И только сейчас обратила внимание, что брелок замолчал. Даже не заметила, как это произошло.

Казалось, сердце выскочит из груди.

Обратно шла быстро. Сжимала ключ, как драгоценную находку.

Прошла мимо и раздевалок, и двери спортзала.

Не почувствовала тёплый ковролин комнаты отдыха.

Поскользнулась на кафеле душевой.

И не закричала, увидев мёртвое тело.

* * *

Машиной управлял Катышев.

Акулов и Кулебякин сидели сзади. Кирилл был в наручниках. Он поморщился, когда их надевали, и заверил, что не собирается бежать. Андрей пропустил это мимо ушей и защёлкнул фиксатор. Первое время Кирилл делал вид, что ему очень больно, потом успокоился.

Ехали уже минут двадцать. Штаб-квартира Громова располагалась довольно далеко от Северного райуправления.

Акулов искоса посмотрел на задержанного.

Кирилл, уставясь в окно, напряжённо думал. Угадать, о чем именно, было не сложно. Прерывая его мысли, Акулов спросил:

— Ты так толком и не рассказал, как с Громовым познакомился.

— А? — Кирилл встрепенулся. — С Петросычем? Это было почти год назад. Я тогда под условным сроком ходил…

* * *

…Воровать нельзя.

Не то, чтобы вообще, а сейчас. Если попадёшься — дадут вдвое больше.

Кирилл это знает. По трезвянке даже лишнюю зубочистку в кафе не возьмёт. Но алкоголь все меняет. Недостижимое становится близким. Угрозы — пустыми. Бабы — доступными.

Из-за них, то есть баб, все так и получилось.

Сняли двоих, шатенку и рыженькую, с завитушками. Угостили: пиво, орешки. Денег не много, надо спешить. У другана есть свободная хата. Но бабы не спешат отправиться в гости. Сидят, хихикают над анекдотами, шушукаются между собой. Выбирают, наверное. А у Кирюхи с друганом все поделено. Сразу договорились, как только девок у стойки заметили. Они тогда пиво брали. Пришли в кабак, купили по «маленькой» и сели за столик у выхода — он один был свободным. Маленькими глотками пьют, сигарету на двоих курят. «Наши», — решил тогда друг, и Кирюха кивнул. «Тёмненькая моя». Кирюха опять согласился, но теперь посмотрел на девок внимательнее. Рыжая не в его вкусе. Толстовата. На животе целый пласт жира, грудь едва выступает. А ещё и светлые джинсы в обтягушку одела! Вторая-то — класс. Однако другану не поперечишь. По крайней мере, сегодня. На его бабки гуляют. И хата его. К Кирюхе — никак, там отец-алкоголик. Испортит весь праздник, даже если его в своей комнате запереть. Вот уедет летом на дачу — тогда да, тогда Кирилл развернётся. А пока надо терпеть. Соглашаться. И он соглашается с другом. Друг их быстро кадрит. У него такой опыт, какой Кирюхе не снился. Полгорода, наверное… Ладно. Сидят. Другая трещит без умолку. Все внимание на себя перетягивает. Кирюхе и слово не вставить. А если и получается что-то сказать — каждый раз невпопад. Понятно, что бабы определиться не могут. Обе на Кирюхиного кореша запали. Рыжая-то, оказывается, хоть и страшненькая, но поглавнее. Не уступает подруге. И та не уступает. Шушукаются между собой… Кирилл все мрачнеет. Пьёт водку. Друг полстопки, он — целую. И без закуси. Раз — и готово! Кирилл знает, что ведро может выпить и не окосеет. Но никто его доблести не замечает. Вообще его не замечают! Четвёртый — лишний. Уйти, может?

Не уходит. Держит что-то за столом. И не напрасно, как оказывается через несколько минут. Пары определяются. Как и планировалось. Рыжая придвигается ближе к Кириллу. От неё пахнет духами. И потом. Говорит что-то. Кирилл отвечает. Вот те на! Прежде, что б ни сказал, — никто даже не улыбался. А теперь она хохочет без остановки. И придвигается все ближе и ближе. Вплотную. Бедро у неё мягкое и горячее. Кто говорил, толстая? Просто в теле. Жалко, водка быстро кончается…

Берут ещё. И водки, и пива с орешками. Платят, конечно, не бабы. Друган делает Кириллу знаки, что деньги закончились. Надо по-быстренькому перемещаться в квартиру. Там есть заначка, до утра хватит. Кирилл кивает, что понял. Кореш тащит свою даму танцевать. А Кирилл целуется с рыжей. Здорово у неё получается! У Кирилла кружится голова. Он щупает её грудь, лезет под свитер. Там совсем жарко. И не разобраться. Он думал, один лифчик окажется — а там ещё что-то скользкое, шёлковое. Под него никак не залезть. Тогда Кирилл суёт руку ниже, под джинсы. Хорошо, что они на резинке. Только опять сплошной шёлк, никак не добраться до главного. Голова кружится…

Рыжая, оказывается, следит за обстановкой. Честь свою, что ли, блюдёт? Ха-ха-ха! Отталкивает его, когда музыка тихнет. Типа мы так просто сидели. Говорит, чтобы вытер помаду. А Киря на руку дует, чтобы меньше болела — когда из штанов ейных эвакуировался, повернул как-то не так. Что-то хрустнуло — и заболело. Рыжая интересуется:

— Больно? — и замечает татуировку; читает вслух: — ЛОРД.

Ей смешно:

— Зачем написал? Принц, что ли, какой-то?

Он прямо опешил:

— Не знаешь?

Дуть перестаёт и смотрит презрительно… Думает, что смотрит презрительно, а как там на самом деле выходит, не знает — алкоголь мимику по своему перекраивает.

Говорит с гордостью:

— Это старинная воровская татуировка! Легавым Отомстят Родные Дети.

Пёс его знает, старинная она, воровская, или какая. У бабы круглеют глаза:

— Ты сидел?

Он кивает: сидел. Думает, что б ещё такого сказать, но тут кореш со своей тёлкой приходит. Тоже в помаде весь. А у неё пуговички на блузке расстёгнуты и кружева чёрные в разрезе видны. Дышат оба, как паровозы. Кирилл аж позавидовал: его-то толстуха даже не раскраснелась толком.

Друган, как выясняется, не только удовольствие получал, но и про общее дело не забывал. Уговорил свою переместиться в квартиру, навешал ей какой-то лапши, так что она, едва села за столик, стала рыжую обрабатывать.

Та недолго ломалась.

Оделись, идут. На такси денег нету. У баб, может, и есть, но они не предлагают. Жмутся друг к дружке, с каждым шагом на кавалеров все меньше внимания обращают. Ещё чуть-чуть — и вообще пожалеют, что в кабаке не остались. Если быстрым шагом, то минут десять идти. С бабами — вдвое больше. Дворами. Темно, ветер навстречу. Самый конец февраля, а холодрыга как в крещенские морозы.

— Придумай что-нибудь, — шепчет друган.

А что можно придумать? Прохожего бомбануть? Так не видно прохожих, вообще нет никого, кроме них, четверых. Да и стремное это дело, грабить — не угонять…