…В борьбе за советскую лингвистику: Очерк – Антология - Владимир Николаевич Базылев

На примере оценки генеалогической классификации и сравнительно-исторического метода И.В. Сталин показал, каким должно быть правильное отношение к наследию: отвергая научно несостоятельное, отбирать, сохранять научно ценное, положительное.

В этом отношении показательно, что И.В. Сталин, вскрыв несостоятельность теоретических обобщений «нового учения» и отбросив их, подчеркнул, что

«у Н.Я. Марра есть отдельные, хорошие, талантливо написанные произведения, где он, забыв о своих теоретических претензиях, добросовестно и, нужно сказать, умело исследует отдельные языки. В таких произведениях можно найти немало ценного и поучительного. Понятно, что это ценное и поучительное должно быть взято у Н.Я. Марра и использовано».

Взять и использовать ценное и поучительное – такова сталинская формула отношения к лингвистическому наследию.

Мы рассмотрели основные вопросы, планомерное изучение которых стоит в порядке дня, решение которых необходимо для создания марксистского общего языкознания.

Кусикьян И.К.

О моих ошибках, связанных с «новым учением» о языке

(печатается с сокращениями по изданию: Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. 1953. № 5. С. 136 – 141).

Значение критики и самокритики исключительно велико в наши дни, в период строительства коммунизма, когда необходимо вести усиленную борьбу с пережитками капитализма в сознании людей. Ошибки Н.Я. Марра и его последователей связаны именно с этими пережитками, которые и привели сторонников «нового учения» о языке к вульгаризации и извращению марксизма.

Как бывший последователь Н.Я. Марра, я ясно сознаю необходимость не только безоговорочного отказа от всех положений так называемого «нового учения» о языке, но и критики своих работ, написанных до 1950 г., с тем, чтобы разобраться в причинах и результатах допущенных мною ошибок.

В своей работе до 1926 г. я придерживался положений сравнительного языкознания. Читая курс древнеармянского языка (в Москве), я основывался отчасти на работах старых армянских лингвистов (Айтыняна, Дашьяна и др.), отчасти же на работах А. Мейе.

В эти годы я пришел к мысли, что необходимо в области языкознания перейти на позиции марксизма. В 1923 – 1926 гг. ряд языковедов стал утверждать, что Н.Я. Марр совершает «революцию» в науке о языке, вводя в нее марксистский метод изучения языковых явлений. В связи с этим я с 1926 г. стал слушать лекции Н.Я. Марра, изучать его печатные работы. Немалую роль в стимулировании интереса к яфетической теории сыграли и неоднократные выступления с рекламированием теории Н.Я. Марра – М.Н. Покровского, В.М. Фриче и других.

У меня сложилось неверное убеждение, что язык – надстройка над базисом. Это было результатом того, что я неверно истолковал известные положения Маркса о надстройках, изложенные в его «Введении» к «К критике политической экономии». Я считал, что все положения так называемой яфетической теории подкрепляют основное положение о надстроечности языка. Таким образом, неверное понимание сущности языка и некритическое признание положительной оценки, которую тогда уже получила теория Н.Я. Марра среди части философов, привели меня на ложный путь в области языкознания.

С 1929 г. я стал устно и печатно пропагандировать яфетическую теорию Н.Я. Марра как «достижение» марксизма в языкознании (начав с изложения его «Бакинского курса»).

Многочисленные вопросы слушателей заставили меня сделать некоторые выводы относительно ряда «недостатков» в яфетической теории, в палеонтологическом методе Н.Я. Марра. Я внес некоторые «поправки» в положение Н.Я. Марра о четырех элементах, якобы лежащих в основе лексики всех языков мира, и здесь проявились ошибки, уже лично мне принадлежащие <…>. Таким образом, я внес компромиссное решение <…>. Разумеется, такое «исправление» не могло «улучшить» теорию Н.Я. Марра; оно было вредно в том отношении, что являлось попыткой замазать одну из грубейших ошибок Н.Я. Марра.

Приняв марровские элементы с «поправкой», что их множество, но они классифицируются по четырем типам, я полагал, что теория Н.Я. Марра дает возможность связывать лексику языков различных семей <…>. Этим я стремился доказать, что на древнем этапе есть общность между языками различных семей, но нет заимствований. Иначе говоря, в этом будто бы обнаруживается единство языкотворчества. Немарксистское положение о единстве законов глоттогонического процесса, выдвинутое Н.Я. Марром в качестве одного из положений яфетической теории, я пытался обосновать на материале армянского языка. Здесь я допускал две грубейшие ошибки против основных положений марксизма о языке. Прежде всего, делая попытку связать армянский язык с неродственными языками, я тем самым отрицал внутренние законы развития языка. Во-вторых, опираясь на немарксистское положение о единстве глоттогонического процесса, я проводил идею, противоречащую марксистскому учению о развитии племенных, народных и национальных языков, – идею космополитическую и антиисторическую. Вслед за Н.Я. Марром я использовал армянский язык для мнимых доказательств, с одной стороны, единства законов семантики для языка различных семей, и с другой – развития семантики по «стадиям» мышления <…>. Применение ложного положения о единстве глоттогонического процесса к армянскому языку я считаю своей грубой теоретической ошибкой <…>. Однако я не выступал с критикой «теории» стадиальности, полагая, что Н.Я. Марр обосновывал свою «теорию» на значительно более широком языковом материале. В этом сказалось догматическое отношение к «новому учению» о языке <…>. Следует признать, что бесплодность ряда утверждений Н.Я. Марра я осознал уже в конце 30-х годов, когда начал работать над грамматикой современного армянского литературного языка <…>. С немарксистским положением о надстроечном характере языка тесно связано признание классовости языка. На этой ложной идее построено «Введение» моей грамматики современного литературного армянского языка <…>. Следствием ошибочных позиций в области языкознания явились неверные критические выступления с оценками работ по армянскому языку <…>. Следуя за Н.Я. Марром, я в то же время замечал отдельные недостатки в его построениях. Однако с их критикой я не выступал. Поэтому слова И.В. Сталина о том, что до начала дискуссии «ученики» Н.Я. Марра замалчивали неблагополучное положение в языкознании, полностью относятся и ко мне.

Итак, мои ошибки в области языкознания заключаются в основном в том, что 1) я считал язык надстройкой над базисом; 2) яфетическую теорию Н.Я. Марра, в 30-х годах переименованную в «новое учение» о языке, я считал осуществлением задач марксизма в языкознании, учением о языке как надстройке и пропагандировал его печатно и устно; 3) отмечавшиеся мной отдельные недостатки в теории Н.Я. Марра в виде противоречий, неразвитых положений и т.п. я рассматривал как результаты роста так называемого «нового учения» о языке, полагая, что они будут преодолены по мере развития частных исследований; 4) отдельные положения «нового учения» о языке я пытался применить к армянскому языку; извращенно представляя себе историю армянского языка, я рассекал самый