Мы еще вернемся в Крым - Георгий Свиридов

– Без потерь, товарищ бригадный комиссар! – ответил Кравцов и подтолкнул локтем старшину. – Докладывай!

– Лучше вы, товарищ капитан!

– Я ж с вами в тылы не ходил, сопровождал только до немецких траншей. Рассказывай по порядку, как было!

– По порядку так по порядку, – Чернышов глянул на генерала, увидел ободряющую улыбку. – Так вот, еще до начала нашей артиллерийской пальбы группа незаметно вышла на рубеж атаки, то есть боевого броска к немцам. Мы все заранее присмотрели, что и как у немцев, подрасчитали, капитан Кравцов помогал. Каждый имел свою боевую задачу. Подобрались к самым окопам. А как грохнула корабельная артиллерия, то не только фрицы, а мы сами страху натерпелись. Чистое светопредставление! Гул, грохот, уши заложило, а осколки со свистом взвизгивают… Мы в землю вжались и только спинами чувствовали, как перекатывается тугими волнами горячий смрадный ветер. Совсем не то, что находиться на корабле, когда бьет бортовая артиллерия!

– Костя, ты ближе к делу! – подсказал капитан.

– Так и я ж о том! А как только разорвался последний снаряд, мы и рванулись вперед, через траншеи… Махом отмахали три ряда окопов и почти догнали драпавших фрицев. Все вокруг поисковеркано, все горит, перепахано и почище, чем после бурелома. И мы прямым ходом к дому, где штаб ихний. Мы по карте заранее знали, летчики снимки дали. Тут нам подфартило, у дверей штаба всего один часовой. Андрюха… Извиняюсь, сержант Серовский его одним махом, фриц и не пискнул. А мы в штаб!

Капитан Кравцов, пока Чернышов рассказывал, открыл кожаный чемодан, вытащил длинное и широкое полотнище красного цвета с белым кругом посредине со свастикой в центре.

– Знамя гитлеровское… Тут вот и надпись: «шестнадцатая мотодивизия». А это – железные кресты, – капитан выложил на стол пару дюжин орденов, – наградами запаслись за будущие победы. К наступлению готовились. А это лично для вас, товарищ генерал-майор, подарок от разведчиков. Кортик самого генерала!..

Кравцов протянул Новикову небольшой, искусно отделанный кортик, сиявший золоченой рукоятью.

– А где владелец этой штуковины?

– Драпанул! – ответил за капитана Чернышов. – Мы только хвост машины увидали. Знали бы, что в ней генерал, не упустили бы, но мы в штаб рванули. Это потом пленные рассказали. Генерал ихний даже все личные вещи бросил. Здесь, в чемодане то есть, мундир парадный, белье нижнее, бритва, духи, письма, фотки разные. Мы с его стола в штабе все бумаги, папки и карты прихватили!

– А в узле что притащили? – поинтересовался бригадный комиссар.

– Тулупы!

– Какие тулупы?

– Обыкновенные, – пояснил Кравцов. – Немецкие меховы шубы.

Чернышов развязал узел, и на пол вывались добротные меховые шубы.

– При отходе в соседнем дворе обнаружили две большие машины и фрицев человек двадцать, – рассказывал старшина. – Забросали их гранатами, и мы к грузовым машинам. А там пачками такие шубы. Жаль было бросать такое добро, я дюжину прихватил, а машины подожгли.

Раздался требовательный телефонный звонок.

Генерал Новиков снял трубку:

– Слушаю!

Генерал слушал и хмурился. Потом повелел:

– К медикам его срочно! – Повернулся к Чернышову. – Что с пленным немцем сотворили, что он говорить не может? Только мычит и плюется.

– Так он, товарищ генерал, сильно сопротивлялся и кричал. Заткнул ему рот варежкой, да видать, перестарался…

– Голосовые связки повредил ему, а может, он со страху дар речи потерял, – произнес с улыбкой бригадный комиссар Хацкевич и добавил: – Но штабные документы, которые вы добыли, нам и без него многое расскажут!

3

Погода в Крыму, словно настроение капризной женщины, меняется быстро. Еще вчера стояли морозы, мела пурга, а с рассветом все резко изменилось. Подул южный ветер, разогнал тучи, и выглянуло по-весеннему ласковое улыбчивое солнце. В Восточном Крыму морозные дни сменились оттепелью. В Феодосии и вокруг нее на пологих открытых холмах и невысоких горах быстро растаял снег. Повеяло летним теплом.

Пехотинцы в окопах, на передовой, уставшие от морозов и вьюжных ветров, радовались такой быстрой перемене погоды. Но радость их оказалась кратковременной. Оттепель принесла новые проблемы и трудности. В окопах появилась талая вода. Промерзлая окаменевшая земля, щедро прогретая по-южному теплыми солнечными лучами, быстро превратилась в вязкую глину, которая тяжелыми комьями налипала на обувь. Любые передвижения – как пешие, так и конные, обернулись новыми трудностями. Грунтовые дороги превратились в грязное месиво. Не только машины, но порой и трактора и даже танки буксовали, застревали. Доставка грузов, особенно продуктов и боеприпасов, вывоз раненых осуществлялись главным образом ночами и на повозках, запряженных лошадьми. Но лошадей было мало. А днем в небе господствовала вражеская авиация.

Дни стояли ослепительно солнечные, ясные и теплые. Казалось, что сама природа благоприятствовала противнику. Бомбардировщики с утра до вечера висели над портом и над передовой. Сверху им было видно всё. Немецкие самолеты, настырные и обнаглевшие «юнкерсы», гонялись за каждой повозкой, за каждой автомашиной, идущей из города к фронту. Крылатые коршуны нещадно бомбили окопы, укрепленные позиции, расстреливали из пушек и пулеметов солдат, которым некуда было укрыться, и стрелковые подразделения несли большие потери. Особенно тяжелый урон понесли части дивизии, располагавшейся северо-западнее Феодосии, на открытых покатых взгорьях у села Розальевки, которая за несколько дней была буквально стерта с земли. В этом селе, по наводке лазутчиков, был разбомблен дом, в котором размещался штаб дивизии… Обезглавленные полки дивизии не отступили, а без боя полегли в диких степных просторах, расстрелянные авиаций. Германские крупные подразделения, при мощной поддержке артиллерии и авиации, смяли горстку отчаянно сопротивлявшихся частей и вышли в тылы…

Феодосийский десант, который шумно и грозно начался героически отчаянным броском в порт лихого отряда моряков, давший возможность выйти на просторы Восточного Крыма армейским подразделениям, заканчивался тихо и обидно. Это они, пехотные дивизии 44‑й армии, так и не смогли ни развить успех, ни удержать завоеванное. Они же почти без боя оставили Феодосию.

Сто моряков-черноморцев, комендантская рота, остатки легендарного отряда первого броска, которые взяли штурмом порт, освободили город, теперь, во главе со своим отважным командиром старшим лейтенантом Айдиновым, ставшим комендантом Феодосии, покидали городские кварталы последними. Отходили организованно, с уличными боями, огрызаясь яростно и жестко. Айдинов был ранен, и моряки на руках несли своего командира.

Отошли за станцию Сарыголь, за болотистые плавни Ближних Камышей, оставили село Каранель и, выйдя за Дальние Камыши, соединились с армейскими подразделениями 44‑й армии.

Остатки дивизий 44‑й армии вместе с потрепанными дивизиями 51‑й армии, взявшей Керчь, теперь спешно закреплялись на Ак-Монайских позициях, на самом узком месте Восточного Крыма, где от Азовского моря до Черного по прямой всего сорок километров…