Несокрушимый Арчи - Пэлем Грэнвил Вудхауз

— Оно и видно, черт бы тебя побрал, — пробурчал Билл, потому что этот солнечный луч в человеческом облике неприятно дисгармонировал с серой мглой, в которую был погружен он сам.

— Я помолвлен!

— Мои поздравления, старый товарищ! — Арчи сердечно потряс его руку. — Черт возьми, как старый женатик, люблю, знаешь ли, когда вы, юнцы, остепеняетесь!

— Не знаю, как тебя благодарить, Арчи, старичок, — сказал Реджи пылко.

— Меня? Благодарить?

— Без тебя я бы с ней не познакомился. Ты ведь помнишь девушку, которую послал ко мне? Ты хотел, чтобы я устроил ей маленькую роль…

Он умолк в полном недоумении. Арчи испустил нечто среднее между хрипом и бульканьем, но звук этот абсолютно потонул в потрясенном вопле, донесшемся с другой стороны столика. Билл Брустер наклонился вперед, вздернув брови над выпученными глазами.

— Ты помолвлен с Мейбл Винчестер?!

— Да, прах меня побери! — сказал Реджи. — А ты с ней знаком?

Арчи опомнился первым.

— Шапочно, — сказал он. — Шапочно. Старина Билл знаком с ней шапочно, так сказать. Не очень близко, знаешь ли, но… как бы это выразить?

— Шапочно, — подсказал Билл.

— Вот именно. Шапочно.

— Чудесно! — сказал Реджи ван Тайл. — Почему бы тебе не поехать со мной в «Ритц» и не познакомиться с ней поближе?

Билл пробормотал что-то невнятное. И Арчи снова пришел на выручку:

— Сейчас Билл не может. У него свидание.

— Свидание? — сказал Билл.

— Свидание, — сказал Арчи. — Встреча, знаешь ли. Говоря точнее… ну… свидание.

— Но… э… поздравь ее от меня, — сказал Билл с глубокой искренностью.

— Большое спасибо, старик, — сказал Реджи.

— И скажи, что я в восторге, хорошо?

— Всенепременно.

— И не позабудь сказать именно так, хорошо? В восторге.

— В восторге.

— Вот-вот: в восторге.

Реджи взглянул на часы:

— Эгей! Надо бежать!

Билл с Арчи следили, как он прогалопировал за двери ресторана.

— Бедный старый Реджи! — сказал Билл чуть виновато.

— Не обязательно, — сказал Арчи. — То есть я хочу сказать, вкусы бывают разные, знаешь ли. Что одному отрада, другому отрава и наоборот.

— В этом что-то есть.

— Абсолютно! Ну, — сказал Арчи весомо, — это как будто тот самый, фигурально выражаясь, расчудесный, развеселый день во всем счастливом Новом Году, упомянутый поэтом Теннисоном. Да? Нет?

Билл глубоко вздохнул.

— Еще бы! — сказал он. — Мне бы хотелось как-нибудь это отметить.

— Верный дух! — сказал Арчи. — Абсолютно верный дух! Начни с того, что заплати за меня по счету!

Билл Брустер, не находя себе места от облегчения, не засиделся за столиком. Вскоре после отбытия Реджи ван Тайла он встал и сообщил о намерении немножко прогуляться, чтобы успокоить свой взволнованный ум. Арчи отпустил его милостивым мановением руки и знаком попросил Кус Колбаски, который в своей роли официанта ошивался поблизости, принести ему самую лучшую сигару, какую только может предложить отель. Мягкое кресло, в котором он сидел, было очень уютно, у Арчи не было никаких дел, так почему бы не провести приятные полчасика, мечтательно покуривая и наблюдая, как его ближние вкушают пищу.

Теперь гриль-бар наполнился. Кус Колбаски, снабдив Арчи сигарой, занялся обслуживанием соседнего столика, за который села дама с маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Дама погрузилась в содержание меню, но внимание мальчика приковал Кус Колбаски. Он его впивал широко открытыми глазами. Мысли дитяти, казалось, были заняты им одним.

Кус Колбаски занимал и мысли Арчи. Он оказался прекрасным официантом: ловким, внимательным, и свои обязанности исполнял так, словно они ему нравились. Однако Арчи этого было мало. Что-то будто нашептывало ему, что этот человек предназначен для более великих деяний. Арчи не забывал добра. Кусок колбаски после восьмичасового поста оставил глубокий след в его благодарной душе. Рассудок твердил ему, что только человек исключительных нравственных качеств был способен расстаться с половиной колбаски в подобный момент, и он не мог не сознавать, что работа официанта в нью-йоркском отеле не вполне достойна человека столь исключительных нравственных качеств. Разумеется, собака была зарыта в том, что типус не помнил, какова была избранная им стезя до войны. И когда тот удалился с заказом на кухню, Арчи даже зубами скрипнул от досады: почем знать, возможно, на кухню пошел адвокат, или врач, или архитектор, или кто-то там еще.

Из этих размышлений его вывел детский голос.

— Мамочка, — спросило любознательное дитя, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Куса Колбаски, — почему у этого дяди такое смешное лицо?

— Тсс, милый!

— Да, но почему?

— Не знаю, милый.

Вера дитяти в материнскую всеосведомленность, видимо, получила сильный удар. У малыша вытянулось лицо, как у искателя истины, зашедшего в тупик. Его взгляд разочарованно шарил по комнате.

— У него лицо смешнее, чем вот у этого тут, — сказал он, тыча пальцем в Арчи.

— Тсс, милый!

— Но это же правда! Гораздо смешнее.

По-своему это был комплимент, но Арчи почувствовал неловкость и поглубже погрузился в мягкие объятия кресла. Вскоре Кус Колбаски вернулся, обслужил даму и дитятю, а затем подошел к Арчи. Его не слишком пленительное лицо сияло.

— Послушайте, вчера у меня был особый вечер, — сказал он, упершись руками в столик.

— Да? — сказал Арчи. — Вечерушка или еще что-то?

— Нет, я о том, что вдруг мне начало вспоминаться всякое. В механизме вроде что-то заработало.

Арчи взволнованно сел прямее. Вот это была новость!

— Нет, правда? Мой милый старый малыш, это абсолютное тип-топ. Замечательнее не бывает.

— Да, сэр! Для начала я вспомнил, что родился в Спрингфилде, штат Огайо. Будто туман начал рассеиваться. Спрингфилд, штат Огайо. Вот так. Меня будто осенило.

— Великолепно! Что-нибудь еще?

— Да, сэр! Перед тем как уснуть, я вспомнил и свою фамилию.

Арчи был потрясен до глубины души.

— Ну, дальше все пойдет легче легкого! — воскликнул он. — Стоило начать, и теперь уже вас ничто не остановит. Так какая у вас фамилия?

— Да… Странно! Опять куда-то провалилась. Вроде бы начинается она на «С». Скеффингтон? Скиллингтон?

— Сэндерсон?