Крылья - Валентин Холмогоров

Снова грязно-бурая полоса равнины, посреди которой разбросаны в беспорядке, точно хлебные крошки по поверхности стола, корпуса сожженных танков. Слева в степь выдается длинным языком подлесок, похожий отсюда на примятый, с неопрятными проплешинами, ковер, прямо внизу – еще одна густая сеть окопов, перед нею торчат натыканные в землю под острым углом бревна, ощетинившиеся частоколом в сторону сурганских позиций. Противотанковые заграждения.

А позади оборонительных укреплений раскинулся город. Маленькие, словно кукольные домики с красными черепичными крышами, перемежающиеся зелеными лоскутами скверов, круглые и пушистые шапки деревьев, в тени которых прячутся узкие улочки. Тут и там тянутся в небо сизые хвосты дымов – последствия недавних артиллерийских обстрелов.

Самолет слегка покачивает в воздушных потоках, пропеллер басовито урчит, передавая вибрацию на ручку управления, в такт ее движениям чуть покачиваются флапероны на задней кромке крыла да гудит в подкосах ветер. В первую минуту Дима не придал значения потянувшимся вверх с земли тонким дымным нитям, похожим на бледные инверсионные следы земных реактивных лайнеров. Нити расчерчивали воздух совершенно бесшумно, их линии скрещивались и пересекали небосвод все чаще и чаще. Наконец одна из них со свистом разорвала воздух совсем рядом с кабиной. «Чпок!» – лопнула тканевая обшивка крыла, и в образовавшейся дыре пронзительно и визгливо застонал ветер. Пулеметы!

Качнув ручку, Дима принялся отчаянно маневрировать «змейкой», стараясь уйти от зенитного огня расположившихся на аламейских позициях стрелков. Как и предупреждал механик, резкое нажатие на педаль чуть не завалило «Хорнер» в штопор, однако это движение помогло ему выйти из зоны наиболее интенсивного обстрела. Сердце колотится в груди в такт ревущему мотору, в висках, вторя ему, ухает пульс. Нужно было бы, наверное, поглядывать вниз, отмечая расположение вражеских окопов, но Диме сейчас было не до этого. По нему стреляют!

Вновь замелькали белые дымные росчерки чуть слева и впереди. Доворот, еще левее, теперь вправо с небольшим креном, аккуратно вдавливая тугую, вибрирующую под ногой педаль в пол. Частокол пулеметных пуль со свистом кромсает воздух теперь уже по правую руку, но пулеметчик промахивается – достать аэроплан на такой высоте не так-то просто. Выровнявшись, Дима с лязгом захлопнул шторки радиатора и отдал ручку управления от себя, направляя «Хорнер» вниз. Ветер бьет в лицо упругой струей, самолет, покачиваясь, устремляется к земле. Под крылом пронеслись острые коньки крыш, лохматые макушки деревьев, мелькнула череда кирпичных печных труб и жестяной флюгер, уплыла прочь длинная прямая улица с ползущей по ней гужевой повозкой. Сразу за пустынным сквером промелькнули дымящиеся развалины, и поднимающийся от них горячий воздух мягко толкнул аэроплан под брюхо, подбросив его на несколько метров вверх.

Дима летел сейчас почти над самыми домами городских окраин – здесь его не должен достать пулеметный огонь. Нужно перевести дух, успокоиться. Несмотря на всю свою неповоротливость, «Хорнер» довольно легкая машина, потому, имея достаточный запас высоты, можно с успехом использовать ее для маневров. Кроме того, аэроплан не свалится на землю от первого же попадания – чтобы лишить все три крыла подъемной силы, противнику придется изрядно повозиться. Жаль, что парашютов обитатели этого мира еще не изобрели: сурганские пилоты погибали вместе со сбитым самолетом, до самой последней минуты пытаясь вернуть утраченное управление. Да и падение на землю в кабине тихоходного аэроплана, собранного из палок и тряпок, далеко не всегда означало неминуемую смерть: часто дело заканчивалось лишь многочисленными переломами. Хуже, если стрелок попадет прямо в кабину, но риск есть риск. На то она и война.

Взяв ручку на себя, Дима начал набор высоты, а потом развернул «этажерку» вправо, направляясь вдоль выстроившихся цепочкой одноэтажных домов, параллельно вражеским окопам. Глянул в карту: здесь было обозначено четыре линии траншей, однако над каким именно участком линии фронта он сейчас летит – уже не разобрать. Никаких визуальных ориентиров, которые помогли бы ему привязаться к местности, поблизости не наблюдалось.

Из окопов больше не стреляли, и потому Дима смог немного осмотреться. Слева тянулась грунтовая дорога, отороченная по сторонам небольшими островками чахлых деревьев, по ней пылило сразу несколько обозов, укрытых брезентом. Окраинный район Ахтыбаха, застроенный одноэтажными домиками, отворачивал правее: там виднелась небольшая мощеная площадь и серая зубчатая коробка не то церкви, не то ратуши. Окопы оборонительных позиций противник оборудовал на самых подступах к городу, причем весьма причудливым образом: где-то глубиной в три эшелона, где-то в четыре, с узкими переходами между траншеями и отдельными проплешинами не разрытой земли, а в нескольких местах Дима усмотрел даже присыпанные грунтом бревенчатые блиндажи. По всему выходило, что аламейцы подготовились к войне всерьез и заранее.

Положив «Хорнер» на крыло, Дима развернулся и пошел вдоль тыловой линии укреплений. Окраинные дома сменились огородами, чередовавшимися с зеленовато-бурыми полосами вспаханной земли, внизу стали вновь попадаться зияющие воронки от снарядов. Трехкрылая тень аэроплана перепрыгнула через узкую речушку с выгнутым в небо горбатым мостом и побежала по степи, пытаясь догнать улетающий самолет. Слева потянулась на юг тонкая серебристая нить узкоколейки, рассекая унылую степь надвое, вдалеке проступили смутные очертания железнодорожной станции. Дима взглянул на карту: узкоколейка обнаружилась заметно в стороне от того сектора, который он планировал исследовать.

А вот и искомая батарея. Прямо в поле недалеко от железнодорожного полотна стоит с десяток курносых орудий, по бокам от стволов – широкие, как у трактора, колеса со спицами, словно только что снятые с ломовой телеги. Возле каждой пушки – несколько дощатых ящиков со снарядами, вокруг мельтешат крошечные фигурки артиллеристов. Вот один вскинул к плечу винтовку с примкнутым штыком, целясь в Димин аэроплан, вот его примеру последовал другой. Выстрелов он не услышал, зато увидел, как еще двое аламейских солдат волокут по земле, разворачивая в его направлении, пулемет на массивном колесном лафете.

Сделав карандашом пометку на карте, Дима прикинул направление, со стороны которого дул равномерный поток ветра, и плавным движением ручки накренил «этажерку» навстречу упругому воздушному потоку. Одновременно с этим, совершенно наплевав на предупреждения Болдера, он до упора вдавил педаль руля направления в противоположную сторону. Шарик в ужасе забился в угол прозрачной колбы, самолет качнулся и, клюнув носом, стремительно заскользил к земле. Хлопнула, а потом забилась в конвульсиях, затрещала как сорока привязанная к крылу лента, поползла по кругу стрелка высотомера. Перехватив поудобнее ручку управления, Дима взялся правой ладонью за рукоять «Гочкиса» и нажал на гашетку. Пулемет дернулся, выбивая из стремительно приближающейся земли высокие фонтаны грязи, прыснули в стороны, как тараканы из-под тапка, аламейские артиллеристы. Ага, страшно?

Выровняв машину у самых ковылей, Дима прибавил обороты и вновь потянул ручку на себя и влево, уводя «этажерку» в разворот с набором высоты. Батарея осталась за спиной, уползая правее, под крылом снова показались черепичные крыши домов, но Дима чуть увеличил крен, возвращая «Хорнер» на обратный курс.