Разворот в никуда. Россия в петле Кудрина - Михаил Делягин

В этом отношении коллективизм компьютерного века столь же жёстко предопределяется господствующей технологией, как и коллективизм Древнего Египта и других государств, для которых организация массовых работ (в основном в области мелиорации) была условием выживания. Качественная разница заключается в самих используемых технологиях и, соответственно, в уровне и производительности индивидуального человека и его индивидуального сознания, являющегося частью коллективного разума.

В Древнем Египте организация общества могла быть сколь угодно совершенной, но оно находилось в столь жёстких внешних рамках и осуществляло настолько примитивные функции, что по необходимости было простейшим социальным автоматом, не нуждающимся и потому не способным к сложной деятельности и самообучению. При значительных изменениях окружающей среды социальные автоматы древности рушились, как карточные домики, какими бы изощрёнными они ни были и какие индивидуальные умения ни стимулировали бы они на потребу восхищённым археологам будущего.

Деградация индивидуума

Но принудительный коллективизм компьютерной эры имеет и другую — не коллективную, но индивидуальную сторону. В условиях доминирования информационных технологий индивидуум постепенно становится таким же частичным работником, каким он был и в машинном производстве. Раньше он был бесправным придатком станка — теперь он становится почти столь же бесправным придатком общедоступного, но всё равно не зависящего от него и не контролируемого им информационного окружения, принадлежащего и управляемого, правда, уже не таким же отдельным человеком, как он сам, но «коллективным разумом» новых организаций.

Специализируясь на неизбежно узкой и, как правило, сужающейся теме, работник становится ограниченным, односторонне развитым. Если организация — это нечто «большее, чем человек», то её сотрудник, какие бы степени свободы ни были ему предоставлены, — неизбежно уже нечто меньшее.

Именно в этом заключается, с одной стороны, один из секретов успешности американской личной ограниченности, режущей глаз представителям других обществ, а с другой — причина последовательного и в итоге эффективного культивирования американским обществом этой ограниченности. Ведь ограниченность личности, её одностороннее развитие облегчают её встраивание в организацию и тем самым повышают её эффективность как частичного, пусть даже и творческого, работника.

Односторонне развитых людей легче складывать в организационные структуры — по тем же причинам, по которым строить сооружения из одинаковых и потому заведомо совпадающих друг с другом кубиков проще и надёжней, чем из хаотически подобранных объектов случайных, пусть даже и красивых очертаний.

Именно в этой особенности американского национального характера заключается одна из причин того, что искусство составлять людей в структуры впервые появилось в США. А когда людей легче складывать в структуры, то и сами эти структуры работают надёжней и эффективней.

Оборотная сторона этого — упрощение личности не только как результат, но и как социальная цель, как объективная задача основной части организаций и общества в целом. Это ведёт к стандартизации, ограничивающей индивидуальное творчество и подрывающей этим саму возможность прогресса организаций.

Американское общество выработало множество механизмов (начиная с поддержки иммиграции творческих людей и пресловутой «политкорректности»), стимулирующих внутреннее разнообразие, но они остаются частичными, и описанное противоречие не только сохраняется, но и обостряется, создавая на наших глазах реальную угрозу западной цивилизации.

Возможен и иной вариант: противоречие между стандартизацией индивидуальных личностей ради удобства формирования организации и потребностью этих же организаций в необычных личностях ради стимулирования, необходимого для развития творчества, может быть решено на уровне коллективов, а не отдельных людей.

От коллективного разума — к глобальному

Развитие компьютерных технологий и формирование всемирной информационной сети может достигнуть момента, когда её сложность будет сопоставима со сложностью человеческого мозга или даже превысит её. С этой точки зрения нынешние раздробленные «коллективные сознания» могут стать элементами и контурами единого планетарного сознания (или нескольких глобальных), подобно тому, как индивидуальное сознание человека уже становится элементом сознания коллективного. Это сознание впервые в истории может сделать человечество (а точнее — его активно использующую компьютерные технологии часть) действительно единым целым.

При усложнении и сгущении информационных потоков на базе более развитых коммуникаций ещё до формирования единого планетарного сознания возникнут единые планетарные контуры переработки информации, носящие надчеловеческий характер и, вполне возможно, не воспринимаемые индивидуумами. Было бы безосновательным биологическим шовинизмом априорно утверждать, что этим контурам и связанному с ними планетарному разуму будут недоступны творчество и интуиция. Более того: близость по масштабу к единому информационному полю, являющемуся, вероятно, источником интуиции и творчества, позволяет допустить, что эта форма мышления будет более органична ему, чем отдельным личностям.

Снижение способности к творчеству со стороны интегрируемых в организации личностей может быть восполнено появлением нового субъекта творчества — глобального разума (или нескольких разумов такого рода), по-прежнему образуемого отдельными людьми и не существующего без них и вне них, но не осознаваемого и не замечаемого ими.

Человек будет постоянным источником пополнения информационного поля; возможно, некоторые его особенности (прежде всего эмоциональность) обеспечат ему положение уникального элемента в иерархии разумов и, соответственно, сделают его вклад в формирование информационного поля необходимым и незаменимым. Его биологическая, социальная и технологическая эволюция станет инструментом самосовершенствования надчеловеческого сознания.

Человечество, по-видимому, ещё не столкнулось с планетарными проблемами, требующими формирования и пробуждения планетарного же разума (или нескольких — скорее всего, цивилизационных — разумов, конкурирующих на глобальном поле). Но то, что инструмент этого формирования уже куётся вдохновлёнными похотью любознательности и наживы умами, заставляет вглядываться в убегающий горизонт развития в предвкушении новых проблем и свершений. Хотя, возможно, не только коллективный разум, но и грядущие планетарные проблемы будут доступными восприятию коллективного, но не индивидуального сознания, а мы сможем увидеть лишь их слабое и искажённое отражение, воспринимая их как частное изменение привычных проблем.

* * *

Главный результат развития информационных технологий прост: основным действующим лицом истории становится всё более разумная, всё более крупная и всё более «мягкая», то есть меньше претендующая на монопольное обладание своими членами, организация. Историю в ещё большей степени, чем в наполеоновские времена, делают «большие батальоны» — движущиеся сами и по своей воле, не ощущаемой для своих членов, больше не нуждающиеся в думающих за них и направляющих их Наполеонах, — по-видимому, отныне и навсегда.