Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина

– Нужно тренироваться, чтобы на людях выглядеть достоверно, – говорил он.

Анна смущалась, отводила глаза и отвечала, что ей неловко, она к такому не привыкла, ей трудно приспособиться и пусть он разрешит ей называть его просто Романом.

– Ага, еще и по отчеству, – сердился Дзюба. – Ну как это будет звучать, если я называю тебя Мышонком, а ты меня – Романом? Это ж курам на смех! Адекватный человек моментально почует подвох.

– А почему ты назвал меня Мышонком?

Кошачьи глаза недобро сузились и смотрели с подозрением.

– Я под этим прозвищем уже тебя засветил, когда был в Тавридине. Ну извини, если тебе не нравится, я же тебя еще не знал, а какое-то имя нужно было выдать тем, кому интересно. Теперь ничего не поменяешь, поздняк метаться. А что, тебе неприятно, если я называю тебя Мышонком?

Подозрительность из глаз Анны ушла, ему на смену пришло какое-то другое выражение, которое Дзюба не смог идентифицировать.

– Пусть будет Мышонок. Спасибо, что не Лисенок.

– Почему?

– Да ну… – она махнула рукой. – Все эти козлы, с которыми я встречалась, называли меня Лисенком. Они во мне вообще ничего не замечали, кроме формы глаз и цвета волос. Вот веришь – все как один! Как будто у них на всех был единственный комплект мозгов, и они им по очереди пользовались. Убогие.

«Значит, для нее «козлы» – все мужики, а не конкретно квартирант», – сделал вывод Роман.

Он постарался отвлечься от прочитанных материалов, чтобы потом вернуться к ним со свежим взглядом, и начал вспоминать минувший вечер. Вот Анна отправляется на кухню, готовит еду, потом уходит с подносом – несет ужин квартиранту, Роман открывает ей дверь… Вот они сами ужинают на маленькой кухоньке… Вкусно было? Он не помнит, он был так голоден, что съел бы что угодно. Вот Анна, смешно сдвинув брови, негромко вслух перебирает и словно пробует на язык разные имена, которыми можно было бы называть Дзюбу: он предложил ей довольно широкий выбор. Рома, Ромка, Ромчик, Ромик, Рыжик и даже Ромашка… Ей ничего не нравится.

– Неудобное у тебя имя, – наконец говорит она.

– Хорошо, называй какой-нибудь зверушкой, – соглашается он. – На твой вкус.

– Роман, повесть, рассказ, очерк, эссе… – бормочет Анна. – Нет, не то. Рыжий – кот, лев, эрдельтерьер… Тоже не туда… Роман, а ты какой?

– В смысле?

– Какие у тебя самые главные качества? Ну, может, ты необыкновенно умный, или необыкновенно добрый, или злопамятный…

– А-а, – рассмеялся он. – Мое главное качество – неуемная фантазия, надо мной на службе все смеются из-за этого. Говорят, мне надо книги сочинять, а не преступников ловить. Некоторые даже называют Сказочником.

– Сказочник, – снова бормочет Анна. – Волшебник, волшебник Изумрудного города, Гудвин… А ничего, если ты будешь Гудвином? Не обидно?

– Да ради бога! Гудвин был, кстати, неплохой мужик, добрый, только трусоват.

– Тогда Гудвин, – решительно произносит она. – Мне нравится.

– Не забудь записать меня к себе в телефон под этим именем, – напоминает Роман и снова утыкается в экран компьютера. – И продиктуй мне свой номер, я тебя в «Мышонка» добавлю.

– Добавишь? – В ее голосе снова плещется подозрение. – Значит, у тебя кто-то уже записан под этим именем?

– Конечно, – спокойно кивает Дзюба. – Записан тот, кто мне звонил, когда нужно было изобразить, что меня разыскивает моя девушка.

«Беспокойная, подозрительная, – думает он. – С ней нельзя недоговаривать или уклоняться от ответов, так меня Сташис учил. Ей нужно точно понимать, что происходит, кто что думает и делает. Стремление к контролю. Что это, жажда власти? Или перфекционизм, страх совершить ошибку, оказаться не на высоте? Ладно, разберемся по ходу».

Что еще происходило вечером и ночью? Они пили чай… Анна читала какие-то тексты на своем компьютере, потом надела наушники и смотрела запись ток-шоу, идущего на местном телевидении, периодически останавливала запись и что-то помечала в открытом блокноте… Потом она устроилась в кресле с толстой книгой. Название Дзюба не разглядел, но, судя по виду, книга была издана очень давно: такие корешки и обложки он видел в свое время у деда в книжном шкафу, и дед объяснял, что с этими книгами нужно быть очень аккуратным, потому что они – библиографическая редкость…

Роман посмотрел на сидящую к нему спиной девушку, быстро печатающую на клавиатуре компьютера. Надо обдумывать дело Пескова, но в голове такой сумбур! И усталость ужасная…

– Мышонок, можно тебя отвлечь? – спросил он осторожно.

Тихое шуршание клавиш прекратилось, Анна повернулась к нему.

– Что-то нужно? Может, чаю сделать? Или поесть?

– Я спросить хотел… Что ты читала?

– Когда?

– Когда в кресле сидела. Такая старинная книга.

– А, – усмехнулась она. – Это Радищев.

– Радищев?! – изумился Дзюба. – Который из Петербурга в Москву?

– Ну да, тот самый. А что?

– И зачем он тебе? Я помню, в школе нас заставляли читать, так я еле домучил, скука смертная.

– Мне нужно реферат по Радищеву написать.

– Ты где-то учишься?

– Давно уж отучилась, – снова усмехнулась Анна, тряхнув челкой, закрывающей брови. – Я этим зарабатываю. Курсовики, дипломы, рефераты. Если за очень хорошие деньги, то могу и диссертацию состряпать. Докторскую, конечно, не потяну, а кандидатскую – вполне. Что, не ожидал?

– Чего не ожидал? – не понял он.

– Что я окажусь такой обманщицей.

– Разве ты кого-то обманываешь?

– Я – нет, я работаю честно, ничего ниоткуда не копирую, каждый раз пишу заново, из головы. Конечно, в работах по филологии часто приходится приводить огромные цитаты из литературных первоисточников, и тогда процент цитирования зашкаливает, становится больше допустимого. Тут есть свои технические хитрости, как сделать так, чтобы мой собственный текст и объем цитирования соответствовали стандарту, например, часть цитируемого отрывка можно пересказать своими словами. Я своих заказчиков не обманываю, пишу все сама. Но те, для кого я пишу, – да, обманывают своих преподавателей. А я участвую в этом обмане.

– Ну, если так смотреть на вещи, то все люди, которые трудятся, например, в сфере рекламного бизнеса, тоже обманщики. Перестань на себя наговаривать. Лучше расскажи мне, что там Радищев умного написал.

– Зачем тебе? – И снова из ее миндалевидных глаз выплеснулась подозрительность. – Проверяешь меня?

– Прости, Мышонок, но мне нужно отвлечься. К утру мне приказано составить какое-то суждение о деле, а я не могу мозги собрать, устал. Меня учили, что в таких случаях полезно переключаться. Кстати, ты опять никак меня не называешь. Надо привыкать, Мышонок, надо стараться.