Цветник бабушки Корицы - Елена Соловьева

«А ведь все из-за тебя! — подумала Маргарита с нарастающей ненавистью. — Все из-за тебя, проклятый цветок! Получается, эта стекляшка, — она оглядела Огненную жемчужину, которая словно щитом прикрывала ненавистное растение, — увеличительное стекло и дает тебе дополнительные силы!»

Половинки тяжелого бархатного занавеса нехотя, со скрипом, ползли навстречу друг другу, отгораживая сцену от зала. Пригибаясь к полу, Маргарита двинулась к Крапиве — та лежала неподвижно рядом с правым ребром пирамиды; палочка, выпавшая из ее рук, закатилась под кресло-трон, но узкий носик торчал наружу.

Девочка посмотрела на бледное лицо Крапивы, и боль пополам с яростью сжала ее сердце; она еще раз кинула недобрый взгляд в сторону цветка. Александр Васильевич осторожно поднял женщину на руки, чтобы отнести за кулисы.

Огоньков становилось угрожающе много. Сбиваясь в стаи, зловредная пыльца с рокотом устремлялась к ближайшей движущейся цели. Сейчас мишенью стал Александр Васильевич. Как только он передал свою ношу народному артисту Назаренко, Маргарита сунула режиссеру в руки палочку Крапивы. Он скептически осмотрел оружие и принялся делать корявые выпады в сторону светящегося врага. Впрочем, это получалось у Александра Васильевича не так чтобы ловко — облачка напирали, облепляли руки, лицо, обволакивали ноги. Туго приходилось и Корице, которая защищала подступы к правой кулисе, не позволяя прихвостням Афелии добраться до освобожденных пленников. Пользуясь тем, что пока огоньки, занятые другими делами, на нее не реагируют, Маргарита начала пробираться к Сильвестру, лежащему на другом конце сцены. Золотистые облачка теснили ее бабушку все сильнее.

Вплотную подойти к Старьевщику девочке поначалу было просто боязно. Так близко окровавленных людей она не видела ни разу. «Сильвестр, Сильвестр, открой глаза», — просила Маргарита, с трудом переворачивая на спину товарища, из носа и ушей которого текла кровь. Она нащупала в кармане своей курточки платок и принялась вытирать другу лицо. Казалось, Сильвестр не дышал. Сердечко Маргариты зашлось от жалости, и на время она забыла об опасности и светящейся пыльце. Но странное дело: девочка ясно ощущала — рядом с жалостью в ней поднимается волна дикой ненависти к афелиуму. Никогда раньше такие противоположные чувства не вспыхивали в ее душе одновременно. А золотистые облачка между тем совсем облепили Александра Васильевича, забили ему нос, уши, глаза, и, ослепленный, он рухнул навзничь.

— Ну все! — прокричала Маргарита, оборачиваясь на звук падения. — Ну все! Она поднялась с колен, взяла Сильвестра за воротник фуфаечки и с превеликим трудом потащила к левой кулисе, затем бегом вернулась обратно. Ярость придавала ей силы. Рядом, подвывая, зависла стайка светлячков. Но пока агрессивной пыльцы было явно недостаточно, чтобы причинить ощутимый вред, Маргарита не обращала на светлячков ровно никакого внимания. Она зашла за пирамиду с той стороны, где Афелиум не прикрывала Огненная жемчужина, и направила свою волшебную палочку прямо на Короля цветов.

— Сдохни, проклятый! — прошептала девочка (от ярости у нее перехватило голос).

Тут же край площадки, на котором стоял цветок, взорвался фонтаном стеклянных осколков, будто в него попала граната, и Король-афелиум накренился…

Маргарите показалось, что она попала в кино с замедленной съемкой. Мучительно долго, неуклюже балансируя на краю разбитой площадки, горшок с цветком качался из стороны в сторону, наконец, будто нехотя, перевернулся. Король летел метелкой вниз, обрезая листья об острый край пирамиды, высекая стеклянные брызги, плюясь искрами. При ударе о сцену керамический горшок рассыпался вдребезги, черная земля комьями разлетелась вокруг, и Король беспомощно распластался на полу с надломленной метелкой, изуродованным стеблем и вывернутым корнем. Однако Маргарите этого показалось мало. Она встала над поверженным афелиумом, еще раз направила на него палочку и повторила: «Сдохни!» Тут замедленную перемотку ускорили: цветок молниеносно скукожился, почернел и… превратился в пепел — который мгновенно разнесло по сцене невесть откуда взявшимся сквозняком.

Вдруг стало совсем тихо, темно. Растворились, как будто их никогда и не было, облачка золотистой пыльцы. С улицы проник вой пожарных машин. Ясно различим сделался грохот сапог на лестницах. Маргарита сидела на полу сцены за задернутым занавесом и беззвучно плакала.

Двери в зал распахнулись, и с двух сторон хлынули потоки пены, вслед за ними ворвались пожарные в касках и, озадаченные, остановились. Они увидели перед собой абсолютно разгромленный зал, в центре которого озабоченно протирал круглые очки невысокий человечек с багровой царапиной во всю щеку. На голове у него красовалась помятая шляпа с широкими полями и опаленным белым пером. Одет мужчина был в зеленые бархатные штаны и зеленый же бархатный плащ, почти пополам разорванный вдоль спины. Рядом с ним переминался с лапы на лапу пекинес, наряженный отчего-то не в ошейник, а в причудливую сбрую с камушками. Сильно пахло дымом. Но никаких следов огня даже близко не наблюдалось.

— А где пожар? — удивленно спросил один из огнеборцев. — Ведь вовсю полыхало!

— Сценические накладки, — нашелся Че, водружая на нос очки и размазывая сажу по лицу, — неудачный пиротехнический эксперимент! Спасибо за бдительность, но ваша помощь не потребуется.

— Точно? — поинтересовался пожарный, недоверчиво изучая взглядом окружающую разруху.

Тут за занавесом, который так и застыл задернутым не до конца, что-то с грохотом упало.

— Держите вора! Я тебе покажу! — раздался истошный вопль. — Нет, ну что за безобразие! Стой, бродяга!

— Извините! — бросился на крик Че.

— Театр! — сплюнул на пол пожарный.

В глубине сцены, за стеклянной пирамидой мутузила кого-то тетя Паша. Подоспевшие на крик Маргарита, Корица и Камрад не смогли сдержать улыбки: пылая праведным гневом, женщина крепко держала за грудки вырывающегося Адениума. Вот только вся его вальяжность куда-то пропала. Да и дисгармонировала бы она страшно с его нынешним одеянием: де Сюр нацепил поверх своего костюма цветастый халат Старосты подъезда и ее тапочки-собачки.

— Нет, ну вы поглядите на него, люди добрые! Бигуди, и те спер! — негодовала тетя Паша, стаскивая с головы Адениума паричок с локонами, накрученными на допотопные парафиновые бигуди.

Тут Адениум изловчился и укусил женщину за руку. Она от неожиданности выпустила свою добычу. А потом размахнулась и со всей своей богатырской силой залепила де Сюру пощечину; тот упал без сознания.

— Ой, что же это я наделала? — немедленно раскаялась Староста подъезда, пытаясь привести Адениума в чувство.

Корица между тем склонилась над постанывающим Александром Васильевичем.

— А это еще кто? — вполголоса спросил у Маргариты герр Чертополох.

— Главный режиссер, друг бабушки, — пожала плечами девочка.

— Ладно, Георгий, потопали, — нахмурился Камрад, — приведем себя в человеческий вид. И заберем из тайника Мотылька с Перцовкой. Я их надежно спрятал в подвале.