Византия. История исчезнувшей империи - Джонатан Харрис

В свою очередь императоры из Македонской династии и их советники в Константинополе мало доверяли малоазиатским военачальникам, несмотря на все их победы, одерживаемые на границе. Как Юстиниан опасался Велизария, а Лев III и Константин V – стратигов фем, так в начале 900-х годов императоры воспринимали успешных полководцев вроде Андроника Дуки и Иоанна Куркуаса как потенциальных узурпаторов. Имея огромные богатства в виде имений в Малой Азии и командуя большими армиями, готовыми последовать за ними всюду, они могли бы свергнуть Македонян, стоило им только захотеть. И подобные подозрения были вполне обоснованными, потому что не так уж давно наместник провинции предпринимал такую попытку.

Вскоре после того, как в 913 году семилетний Константин VII взошел на престол, Константин Дука, сын Андроника, повел свои войска в столицу. Ночью сторонники, находившиеся внутри, помогли ему войти в город, и группа людей с факелами двинулась в сторону ипподрома, по дороге провозглашая Дуку императором. Но когда они дошли до ворот стадиона, те оказались заперты: жители Константинополя, верные Македонской династии, преградили узурпатору путь. Конюший Дуки, уверенный, что легко разгонит этот сброд, повел отряд вперед, чтобы освободить ворота, но не успел открыть их, как оттуда вылетело копье и поразило его. Тогда Дука решил прорваться в Большой дворец через Медные ворота. Но и там его встретило отчаянное сопротивление со стороны дворцовой стражи. Дука пустил лошадь в галоп перед своими солдатами, чтобы вдохновить их на бой, но забыл, что находится не на равнинах Анатолии: его лошадь поскользнулась на плитах мостовой и сбросила его на землю. Дука потерял сознание, и тут подоспел кто-то из его противников и отрубил ему голову. Скользкая мостовая спасла династию, но Дука подобрался к императору слишком близко. И это было только вопросом времени, когда кто-то еще решит предпринять новую попытку.

Однако в 919 году власть захватил не представитель известного военного клана: Роман Лакапин хоть и дослужился до звания друнгария флота, но был сыном армянского крестьянина. Придя к власти, он не только сохранил Македонскую династию, но и стал чем-то вроде «браконьера, превратившегося в егеря». Не будучи ни военным аристократом, как Дука, ни представителем высокообразованной столичной элиты, он мог беспристрастно взглянуть на отношения между столицей и провинциями и в результате сделал собственные выводы. Поначалу он прославлял и продвигал Иоанна Куркуаса за его победы на Востоке, но в конце концов стал относиться к нему с подозрением. Через несколько месяцев после триумфального возвращения из Эдессы в 944 году Куркуас был внезапно разжалован из доместиков. Но не только клан Куркуасов беспокоил Романа. Он заметил, что многие из могущественных семей Малой Азии обзаводились очень обширными поместьями отчасти за счет того, что скупали землю у местных крестьян. Чем больше земли они приобретали, тем более могущественными становились, и Роман принял меры, чтобы остановить их. В 922 году он ввел закон, призванный помешать тому, чтобы земли крестьян-бедняков попадали в чужие руки. Согласно этому закону, если крестьянин желал продать свою землю, преимущественное право на покупку имели его родственники и соседи. Только если они не хотели или не могли приобрести ее, это мог сделать кто-то еще. Закон этот работал плохо. В 927–928 годах выдалась суровая зима, был голод, и многие аристократы задешево скупили землю отчаявшихся крестьян, так как никто другой был не в состоянии заплатить за нее. Роман ответил на это новым законом, принятым в 934 году и постановившим, что земли, купленные менее чем за половину справедливой цены, должны быть возвращены первоначальному владельцу безо всякой компенсации. Если же они были куплены более чем за половину своей стоимости, земельный участок должен был быть возвращен, но стоимость покупки отдавалась в течение пяти лет. Та же озабоченность, вероятно, стояла за решением Романа, принятым после того, как Куркуас завоевал в 934 году Мелитену: город и прилегающая территория должны были стать собственностью империи. Роман не желал, чтобы все это прибрали к рукам местные чиновные землевладельцы.

Константин VII не любил своего тестя, но после свержения Лакапина продолжил его политику. Он ужесточил законодательство Романа серией собственных законов, опечаленный тем, что «мы получили известие о нищете и бедности людей в феме Анатолик и о том, что их угнетают сильные мира сего…» Вероятно, именно Константин отменил то, что на протяжении веков было одной из основ системы фем, – слияние гражданской и военной власти. Отныне стратиг только командовал армией, а гражданские дела отдали в другие руки. Поскольку члены могущественных семей монополизировали должность стратига, это был способ подрезать им крылья. Ирония заключалась в том, что и Роман I, и Константин VII, принимавшие столь жесткие меры, в то же время зависели от тех самых семей, которых опасались, так как те защищали границы империи и этим помогали им удерживаться на престоле. Поэтому в конечном итоге военные кланы не только не подавлялись, но один из них занял господствующее положение.

* * *

Свергнув в январе 945 года сыновей Романа Лакапина, Константин VII не стал полагаться исключительно на поддержку жителей Константинополя, но предусмотрительно окружил себя выдающимися военными. Одним из них был некий Варда Фока, происходивший, как и Дука и Куркуас, из богатой малоазиатской семьи, которая веками защищала границу от арабов. Варда был из тех людей, которых полезно иметь рядом в кризисной ситуации. Он отличился во время нападения русов на Константинополь в 941 году, когда дружина противника высадилась на берег, чтобы запастись провизией, и конники под командованием Варды истребили их всех до одного. И именно Варда был среди тех воинов, которые ради Константина VII нанесли решающий удар – арестовали братьев Лакапинов, когда те обедали в Большом дворце. Разумеется, став единоличным правителем, Константин наградил тех, кто поддержал его. Варда Фока стал доместиком схол, а его сыновья Никифор, Лев и Константин – стратигами Анатолика, Каппадокии и Киликии. В результате этих назначений семья Варды полностью контролировала войска Византии на Востоке.

В качестве доместика Варда Фока не добился больших успехов, хуже того: его пребывание на этом посту было отмечено поражением, которое он потерпел у Германикии в 954 году. В ходе случайного столкновения с отрядом, которым командовал эмир Алеппо из династии Хамданидов Саиф ад-Даула, Варда не сумел справиться со своими солдатами, и большинство из них бежали. Сам Варда попал бы в плен, но телохранители окружили его и скрылись вместе с ним. В этом бою он получил глубокую рану на лбу, и шрам остался на всю его долгую жизнь. Сын Варды, Константин, стратиг Киликии, тоже был там, но не успел бежать и через несколько лет умер в плену в Алеппо. После этого поражения репутация Варды так и не восстановилась. Кто-то сострил, что он был прекрасным командиром, когда служил под командованием кого-то другого. Однако удачу семье Варды вернули два других его сына, Никифор и Лев, оба талантливые военные. Спустя два года после отцовского поражения Лев перехватил армию Саифа ад-Даулы, возвращавшуюся из набега: кто-то сообщил ему, каким путем пойдут арабы. Встретив их в узком месте, он уничтожил основные силы противника. Его брат Никифор, который сменил отца на посту доместика схол, тоже удачно вел войны с Хамданидами на Востоке, но по-настоящему прославился на Западе, где под его командованием был добыта величайшая победа Византии того века.