Подземная тюрьма - Лев Пучков

Переговорив с инженером, генерал взял паузу.

Рассеянно глядя в схему, Андрей Иванович хмурился и размышлял. Вопросов больше нет, нужно принимать окончательное решение…

Подчиненные сидели молча и даже боялись пошевелиться: все без слов понимали, что в данный момент в жизни генерала — и в их жизнях тоже, коль скоро они от него зависят, — происходит нечто важное, готовится какое-то судьбоносное событие.

Наконец генерал прервал молчание: быстро и толково поставил задачи саперу и определил последовательность:

— Сначала готовишь зиндан. Затем «павильон». Ну и в конце уже, когда там все закончишь, рванешь оба тоннеля. Говоришь, если их обрушить, никаких катаклизмов не произойдет? Смотри, вот этот, первый — он тут совсем близко к «Стодоле».

— Все будет нормально, отвечаю.

— Хорошо, сделай это. Застрахуемся на всякий случай от неприятных сюрпризов снизу. Гена, вопросы есть?

— Ну… Гхм…

— Гена — мы не живодеры. Это на самый крайний случай, ты понял? Никто не собирается рвать «зиндан», если все пойдет нормально. Это будет только в том случае, если к нам неожиданно нагрянут гости. Но я уверен, что до этого не дойдет. Все под контролем: сейчас закончим объект, проведем эвакуацию — тогда твою закладку можно будет снять. Но — на вот этот самый крайний случай… Закладка должна быть такой, чтобы там завалило все намертво. Ты понял?

— Да, Андрей Иванович, сделаем.

— Хорошо. Валентин, сейчас составите с Геной план, приготовь все, что ему потребуется, до утра. С рассветом чтоб все уже было.

— Понял.

— И одновременно продолжай работу по левым медникам. Если до утра не будет результатов… Мне почему-то кажется, что их не будет — но ты все равно продолжай… В общем, с утра пораньше грузишь Гену на объект, убедился, что у него все в норме, и — домой, отдыхать. Но за ночь надо все сделать.

— Понял, сделаем.

— Хорошо. Гена, ты сейчас домой, до утра надо выспаться.

— Да нет, я, наверное, поеду на объект — там работы…

— Я сказал — домой! — прикрикнул генерал. — Завтра ты должен быть свежим и бодрым. Я не хочу, чтобы ты там заснул с запалом в руках и взорвал все к чертовой матери. Так что — домой!

— Понял.

— Ну все, господа офицеры. Если вопросов нет, я вас более не задерживаю…

Вы, наверное, заметили, что полномочия командора были делегированы Степе?

Честно говоря, я ожидал, что старшим назначат доктора. Доктор, на мой взгляд, очень умен, старше всех нас, и, что немаловажно, он, как мне видится, на короткой ноге с шефом. Уж не знаю, что там у них за совместные дела и как давно они знакомы, но вот вам факт: доктор, который запросто обращается ко мне на «вы» — не по принуждению, а в силу воспитанности, так же запросто обратился к Домовитому на «ты», и последний отнесся к этому как к должному. Так что можете сами сделать выводы.

Степа воспринял свое назначение как нечто само собой разумеющееся. Только молча кивнул, и больше никаких рефлексий. Создавалось устойчивое ощущение, что он привык к тому, что его всегда и везде назначают старшим.

Почему он к этому привык? За какие заслуги его всегда назначают старшим? Что они вообще за люди — мои коллеги, почему Домовитый отобрал их в команду, чем руководствовался? Я ничего не знаю о своих соратниках. «Юра — военная разведка», «Степа — тоже военный», доктор, который на «ты» с человеком из администрации Президента — а теперь уже директором службы, пусть хоть и в стадии «бета-тестирования», но все равно, руководителем государственного ведомства, который играючи переобувает адмиралов.

Мне вполне непрозрачно намекнули, что задавать лишние вопросы здесь не принято. Меня даже на крышу загнали для пущей убедительности (вы полагаете, это было спонтанное решение? Не знаю, не знаю…). А когда я все же пренебрег полученным уроком и пристал к шефу с вопросами, ни на один из них мне не дали внятного ответа. Поэтому я не буду в третий раз наступать на грабли и выпытывать у коллег, кто они такие и за какие заслуги угодили в команду. Думаю, в процессе совместной работы основные барьеры будут разрушены и многие нюансы со временем прояснятся. А пока что нужно внимательно присматриваться к коллегам и попробовать самостоятельно сделать выводы, что это за люди и каких девиаций, опасных лично для меня, стоит от них ожидать. Иными словами, следует не расслабляться и держать ухо востро.

Сразу после того, как шеф уехал, коллеги подвергли меня перекрестному допросу по факту вчерашнего происшествия.

Я рассказал все без утайки, за исключением одной детали… Думаю, вы сами догадались, какой именно. Пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо? Полагаю, коллегам совсем необязательно знать такие скучные и неинтересные подробности.

— Да уж… — глубокомысленно изрек доктор. — Ситуация настолько сложная и запутанная, и с такими непредсказуемыми и далеко идущими перспективами, что невольно захватывает дух. В такие минуты остро ощущаешь, как это иногда здорово — быть простой пешкой. Не нужно принимать никаких судьбоносных решений, взваливать на свои плечи непосильный груз ответственности…

— Пешкой? — Я пожал плечами. — Мне кажется, быть пешкой — это всегда оскорбительно, независимо от ситуации. То есть, если ты пешка, за тебя думают другие, принимают решения помимо твоей воли: тебя, если проводить буквальные аналогии, просто двигают по доске, не спрашивая на то твоего согласия, и… и ведь в любой момент могут отдать, подставить под бой, чтобы «срубить» более значимую фигуру противника.

— Нет-нет, поручик, поверьте моему опыту: пешка — это далеко не всегда оскорбительно! Далеко не всегда… Бывают весьма щекотливые ситуации, когда пешка — самый безопасный ранг на доске жизни…

— А еще бывает проходная пешка, — неожиданно выдал Степа. — Проскочила под шумок до крайней позиции — и превратилась в ферзя. И — полный эндшпиль.

— Интересное умозаключение… — Доктор взял короткую паузу, сдвинул очки и посмотрел на Степу поверх оправы остро и даже, как мне показалось, предостерегающе. — Вне всякой связи с ситуацией, разумеется, и присутствующими персонами, но… Хмм… Интересное… Эмм… Скажите, поручик, а известна ли ведомственная принадлежность вот этих злонамеренных диверсантов, мастерски убиенных в вашей «кладовке» охраной Президента?

— Мне — неизвестна. — Я сокрушенно развел руками. — Видите ли, доктор, злонамеренные следователи мастерски утаили от меня эту информацию. Забыли доложить, мерзавцы!

— Да, ирония — это хорошо, — одобрительно кивнул доктор. — Это прекрасно… Но ситуация, в самом деле, настолько нехороша, что я уж сейчас дико сочувствую доброму садовнику Ольшанскому.

— Доктор, ты давай, без этих… — Явно скучающий Юра сочно зевнул, подбирая словечко. — Как их там: типа аллергии…

— Аллегории, — подсказал я.