Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

— Не грустите, Лиза. У вас будет возможность поделиться. Сыграйте лучше мне что-нибудь из Шопена…

Лиза вздохнула, села за инструмент и начала мучить клавиши.

Под музыкальные потуги своей воспитанницы Ася мысленно уносилась в Любим, пытаясь представить, что там сейчас в доме Сычевых. Эмили наверняка до сих пор злится на нее… А у Вознесенских? Рассказал ли Алексей о своей выходке родным? А Маша? Ну, тоже хороша! Кто просил ее вмешиваться?

И все же Ася осознавала, что ужасно скучает по своим подругам. По всем любимским знакомым. Нужно будет отпроситься на воскресенье. Сходить на службу в Троицкую церковь и зайти к Вознесенским…

За окнами замка царил летний зной, а здесь, в гостиной, было прохладно и тихо. Если бы не Лизина музыка, Ася могла бы задремать и почти задремала, когда легкое движение на лестнице заставило ее разомкнуть ресницы. По витой лестнице, идущей из башни, спускалась Ирина Николаевна. Ася поднялась, с колен ее упала книжка и громко стукнулась о мрамор пола. Лиза повернула голову.

— Мама! Где вы были? Я вас искала!

— Лиза, что за манеры? Зачем меня искать? Сколько раз тебе повторять — некрасиво бегать по дому, распахивая все двери! Ты уже не маленькая!

— Но где вы были? — не унималась девочка. — Я поднимаюсь в башню! Все двери там были заперты! Вы закрылись?

— Лиза! Что за допрос? Да, я закрылась, чтобы наконец отучить тебя от дурной привычки. А теперь, будь добра, ступай переоденься к обеду. Что у тебя с прической?

— Я плавала! — дрожащим голосом объявила девочка. — И мои волосы намокли! Я научилась плавать и хотела сказать вам, чтобы вы порадовались за меня, а вы…

Девочка не выдержала. Обида брала свое — Лиза подхватила подол платья и, глотая слезы, ринулась в левое крыло.

Ася извинилась и хотела последовать за воспитанницей, когда Ирина Николаевна проговорила:

— Я довольна вами, фрейлейн Августина. У Лизы более здоровый вид, чем прежде. А вот над ее манерами придется потрудиться.

Ася открыла было рот, чтобы возразить, но не успела — по витой лестнице осторожно спускался доктор. Увидев гувернантку, он остановился и только после некоторой заминки продолжил свой путь. Ася была озадачена.

Ирина Николаевна никак не отреагировала на его появлеие, а лишь, продолжая держать Асю под прицелом своих глаз, добавила:

— Вы, кажется, хотели в воскресенье взять выходной? Что ж, я отпускаю вас на весь день. Ступайте.

Ася нарочно прошла к себе, не зайдя к Лизе. Она негодовала. Сколько раз она представляла себе возможность жить рядом с матерью! Сколько раз рисовала в мечтах свои разговоры с ней, прогулки по саду, множество всяких мелочей, составляющих прелесть женского общения! Но таких отношений, когда единственный ребенок мешает, раздражает, таких отношений она не пожелала бы никому!

Ей было жаль Лизу, но она понимала, что должна найти оправдание Ирине Николаевне. И не могла этого оправдания найти.

В воскресенье Ася отправилась в город. До Останково ее подвезла баба-возница, а там Ася добралась пешком. Отстояв службу, поставив свечки за упокой родителей, Ася стояла на крыльце, поджидая отца Сергия.

Отец Сергий обычно заканчивал воскресную службу кратким напутственным словом. Народ привык к этому и ждал. Он собирался сказать несколько слов о трудах наших праведных, но заметил недалеко от входа солдатку, жену взятого на фронт кузнеца Суворина, Аксинью. Она держала в руках грошовую свечку и рассеянно смотрела куда-то в угол. Ее толкали, двигали, а она не замечала неудобств, погруженная в свои мысли. Недалеко от нее стояла заплаканная Марфа Утехина, мать Володькиного товарища по городскому училищу. Товарищ сына был призван на войну год назад, в самом ее начале, и сгинул там. Совсем недавно получила Марфа казенную бумагу, в которой говорилось, что сын ее Федор пал смертью храбрых за царя и Отечество.

Отец Сергий ясно ощутил, что большинство прихожан, находящихся сегодня в церкви, ждут от него не наставления, а слов поддержки. И он на ходу поменял тему задуманного слова.

— Тяжело было Господу нашему нести свой Крест на Голгофу, — сказал он, глядя немного в сторону, в проем бокового окошка, где сквозь вязь решетки синело летнее небо. — Но легче ли было Деве Марии отпустить Сына в жестокий мир, дабы осуществил он предначертанное ему? Не привязать к себе, не запретить силой своего материнского слова?

Отец Сергий вздохнул и обвел взглядом свою паству. Аксинья Суворина смотрела на него с такой надеждой, будто в его власти было сейчас вернуть ей мужа и кормильца Никиту Суворина, который по субботам обычно напивался и бродил по улицам Любима, нарываясь на драку.

Глазами, полными надежды, смотрели на него и матери, отдавшие своих сыновей войне и теперь готовые к проклятию больше, чем к смирению.

— Вот и нам тяжело, дорогие мои, отпускать детей на ратный труд, чтобы в тревоге считать дни до их возвращения, а то и теряя всякую надежду, получая горькую весть. Но давайте же будем мужественны и не станем роптать. Будем смиренно молиться и помогать тем, кому тяжело. Возьмем свой крест и понесем его следом за Христом…

В храме стало так тихо, что слышно было, как шипит раскаленный воск свечей. Несколько секунд никто не смел пошевельнуться. Все знали, что отец Сергий говорит сегодня не по долгу службы или велению многолетней привычки, а всем сердцем своим. Два его сына — Владимир и Алексей — сейчас на фронте, а третий сын отправляется туда же в составе военного госпиталя.

— Чем же мы, мирные жители городов и весей, при наступивших событиях можем содействовать царю нашему и православным воинам и Отечеству? Самое важное, для всех близкое и могущественное средство к сему — это молитва. Она сильнее всякого оружия вещественного. Молитесь неустанно за живых и за мертвых. И да пребудет с вами Господь. Аминь.

Горожане чувствовали сейчас, что он — как они сами, и были благодарны ему за это.

И только когда священник повернулся и направился к Царским вратам, кто-то вздохнул глубоко, кто-то, шаркая сапогами, подошел к иконе. Возобновилось движение.

Сняв облачение, отец Сергий вышел на крыльцо храма и сразу увидел Асю. Девушка стояла у рва и смотрела в сторону кладбища.

Отец Сергий подошел.

— Здравствуйте, батюшка. А я вас дожидаюсь.

— Догадался. Соскучилась, стало быть?

— Соскучилась.

— Ты к нам не заходила?

— Нет еще…

— Ну так пойдем, матушка обрадуется. Наших-то нет никого. Мария в Ярославле, экзамены сдает. Ванятка в Сергиев Посад подался, на богомолье. Мы с матушкой одни теперь.

Ася не спросила про Алексея, а отец Сергий не сказал. «Знает?» — подумалось Асе.

— Ну а ты что же, работаешь?

— Работаю, батюшка.

— Довольна ли?