Тонкая математика страсти - Андрей Курков

«Наверное, – подумал я, – моим другим внутренним органам не очень уютно с новой печенью. Они должны к ней привыкнуть, может быть, даже как-то приспособиться… Но ничего, надеюсь, что сработаются…»

Открылась дверь, и в комнату вошел мой вчерашний собеседник.

– Здравствуйте, Андрей Юрьевич. Как спали?

Я кивнул в ответ.

Он прошел и сел в соседнее кресло.

– Как печень? – поинтересовался он.

– Ничего…

Он задумчиво кивнул.

– Да, – вздохнул, – вам не позавидуешь… Родственников кандидата уже поставили в известность. Дело движется к концу… Да, кстати, мой сын вас знает. Говорит, что бывал на ваших вечерах. Понравилось ему, говорит. Да ладно, вернемся к нашей истории. Собственно, вам уже все известно. Остается только сидеть и ждать решения, – он указал пальцем вверх, – касательно печени кандидата… Если вам интересно, могу вам еще одну историю рассказать, не про вас, не бойтесь… Совсем другую, но вам, как писателю, это тоже будет интересно…

В этот момент кто-то постучал в дверь. Мой собеседник выглянул на стук. Я услышал невнятный, но тревожный шепот. Дверь щелкнула, и я вновь остался один.

«Может, уже принято какое-то решение насчет моей печени?» – не без испуга подумал я.

Стерильная тишина раздражала. Мое вчерашнее самообладание покинуло меня.

«Нет, я не должен нервничать, – твердил я себе. – Ничего страшного не произойдет. Сейчас конец двадцатого века, а не кровавое средневековье…»

И тем не менее внутренняя нервная дрожь нарастала и превращалась в боль. Болело где-то в животе. Боль пускала волны, и я чувствовал их направление. Волны увеличивались в размере, и боль усиливалась. У меня внутри нарастала болевая буря. Но меня интересовало только одно – не связано ли это с моей новой печенью?

В какой-то момент болевая волна захлестнула меня с головой, и я потерял сознание.

Очнулся я в обычной больничной палате. Очнулся ненадолго.

И тут же услышал знакомый голос своего последнего собеседника.

– Извините, Андрей Юрьевич… Это вас по моей просьбе привели в сознание… Я тут одну вашу книжку купил. Детскую. Ничего, смешная. Подпишите на память…

Туман перед моими глазами немного рассеялся, и я увидел знакомое красноватое лицо.

– Подпишите! Меня зовут Тарас Белоненко…

Он вложил в мою руку фломастер и приподнял меня, повернув на бок. Перед собой я увидел мою последнюю детскую книжку.

– Вот здесь лучше, на второй странице…

Дрожащим почерком я вывел: «Тарасику от автора».

– Дату не ставьте, – попросил собеседник.

Я снова откинулся на спину и закрыл глаза.

– Спасибо, Андрей Юрьевич, – услышал я. – Ваш вопрос еще не решен. Может, все еще и обойдется. И еще, вы не подумайте, что мы действительно следили за вами в том, старом смысле. Просто вы сами рассказывали все вашей жене по телефону.

Я вдруг понял, что мой собеседник не хочет, чтобы я о нем плохо думал. Это меня тронуло, и я снял с кисти свои новые швейцарские часы и протянул ему.

– Это мне? – радостно улыбнулся он, принимая подарок.

Я кивнул и, насколько хватило сил, прошептал: «Они здесь не ходят…»

– Это ничего, – успокоил он меня. – У нас такие часовщики работают – починят!

Наутро следующего дня я умер. Вскрытие показало обширный инфаркт миокарда. Печень была в порядке, хоть немного и увеличена.

Моя жена быстро нашла общий язык с вдовой кандидата и, слава Богу, похоронить меня решили целиком.

На мои похороны собралось много мне не знакомых людей. Звучала чистая украинская речь. У могилы прошел митинг.

На мраморной плите над моей могилой выбили две фамилии – так уж условились между собою две вдовы – и с тех пор к памятнику постоянно приносят свежие цветы. У могилы собираются симпатичные молодые люди и подолгу говорят о будущем.

Я им сочувствую, но вообще-то я во всей этой истории ни при чем.

И цветы на могилу приносят не мне, а моей последней печени.

Март-апрель 1995,

Лангенброх, дом Генриха Бёлля

1

Осень в город пришла внезапно, 21 октября. Она могла прийти и раньше, но так уж случилось: то ли раньше у мэрии не было денег на осень, то ли были другие объективные причины. Во всяком случае, именно 21 октября утром в город заехали грузовики с закарпатскими номерами и стали рассыпать по тротуарам желтые осенние листья.

Из дому я вышел как раз после того, как мимо проехала листорассыпочная машина. Вышел и побрел медленно по тротуару, наслаждаясь звуком хрустящих под моими ногами листьев. Осень!

При этих радостных мыслях мой взгляд обежал округу и задержался на мгновение на рядах толстых и тонких пеньков, аккуратно стоящих по центру земляных «лунок» в асфальте. Прошлая зима оказалась непривычно холодной, и горожане потихоньку спилили все уличные деревья. Только рабочим станкозавода холод принес настоящую радость – всю зиму они в три смены клепали печи-буржуйки для замерзающего населения. И жестянщикам повезло. Многие жестянщики даже специально переехали на несколько месяцев в Киев, сняли квартиры в самом центре и при этом неплохо заработали. Гнули жестяные трубы для вывода дыма за окна. По вечерам, перед ранним зимним закатом, дети любовались на столбики дыма, поднимающиеся из обрезков труб, торчащих из окон.

Прогноз на эту зиму тоже был невеселый, но пока только-только началась осень и под ногами хрустела яркая закарпатская листва. А я шел в кафе «Свиточ» на Большую Житомирскую, куда пригласил меня сегодня утром по телефону старый знакомый, бывший бард и любитель-гитарист, а ныне – депутат горсовета и председатель какой-то «горсоветской» комиссии.

Прохладный ветер подгонял меня, и я, вместо того чтобы идти быстрее, просто поднял воротник теплой черной куртки.

Серега, увидев меня, приподнялся из-за стола, словно подумал, что я его не узнаю. Я кивнул в ответ. Проходя мимо стойки бара, заказал чашечку кофе и присел рядом с Серегой. Вид у него был то ли помятый, то ли болезненный. И взгляд его казался потерянным, словно он действительно потерял что-то важное.

– Ну что там у тебя? – спросил я. – Выкладывай!

– Ты только пообещай не смеяться, – попросил он и оглянулся мельком на двух девушек, сидевших за соседним столиком.

– Ну, обещаю.

После минутной паузы, во время которой Серега рассматривал сбоку свою кофейную чашку, уже пустую, с кофейным илом на дне, он наконец вздохнул и решительно поднял взгляд на меня.

– Знаешь, у меня украли сперму…

Я чуть не подавился смехом, закрыл себе рот ладонью и только через пару минут взял себя в руки.