Моя долгожданная любовь - Джил Грегори

Он ухмыльнулся, победоносно поглядев на жалких типов, окруживших его.

Судя по выражению их лиц, все они жаждали крови.

— Нет! — И вновь Брайони почувствовала, как у нее подгибаются колени. Она переводила взгляд с ножа в руке Вилли Джо на вождя, лежавшего в луже крови. — Не делай этого! Не делай! Неужели тебе мало! Не трогай его, — взмолилась она.

Но Вилли Джо наклонился над мертвым вождем, твердо держа нож в чумазой руке.

— Смотри, индейская любовница, — злорадствовал он и вонзил лезвие.

— Нет!

Стон Брайони эхом разнесся по лагерной стоянке, пугающе отразившись от каких-то препятствий в наступающих сумерках. Ее мутило, и кровь стыла у нее в жилах. Она бешено отбивалась, пытаясь вырваться из рук Фрэнка Честера, чтобы остановить Вилли Джо. Страшные события последних минут казались просто наваждением, но нет, они были реальными, дико, кошмарно реальными. Все шайенские воины-храбрецы были мертвы, в том числе и Быстрый олень, и… Два медведя. Ее ниху'.

— Прекрати! — стонала она вновь и вновь. — Пожалуйста, прекрати!

При виде ужасного зрелища она закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Сумерки сгустились, скрывая все происходящее, и у нее перед глазами все поплыло.

— Два медведя! Мой… ниху'! — успела выдохнуть девушка и погрузилась в небытие. Уже ничего не видя и не осознавая, она искала убежище в окутавшей ее темноте, прячась от ужаса реальности в этом бархатно-черном море. Она погружалась в него все глубже и глубже, благодаря Господа за благословенный мир забытья, пока не достигла дна, где повсюду было черно, и она поняла, что уже более никогда не увидит белого света.

Когда Брайони очнулась, мир боли и отчаяния вновь предстал перед ней. Сначала появились звуки — какой-то рев, рокот повсюду вокруг нее. Эти звуки давили на барабанные перепонки, и боль разрывала ее голову на части. Ощущение было такое, словно она прорывается через толщу воды. Потом девушка почувствовала облегчение, снова смогла дышать и сделала глубокий вдох. Но боль не проходила.

Болела голова. Болели глаза, не выдерживавшие света. Куда девалась темнота? С неохотой Брайони заставила себя открыть веки. Свет обжег ей глаза. Она вскрикнула и опять сомкнула их, крутя головой. Ей с трудом удалось поднять тяжелые, как гири, руки на достаточную высоту, чтобы можно было ладонями прикрыть глаза. Она осознала, что лежит на твердом грунте. Все ее тело словно окаменело, и во всех членах ощущалась боль. Брайони пыталась снова погрузиться в море мрака, в приятное темное небытие, но это не получилось. Избавиться от боли, шумов и режущего глаза света не удалось. Потом она услышала голоса.

— Может, она наконец приходит в себя? — Голос был низкий и скрипучий. Говоривший находился недалеко от нее. — Да вроде бы пора. Мне надоело тащить ее, в то время как она ничем нам не помогает.

— У тебя никогда не хватало терпения, Вилли Джо. — Второй голос был более грудным и громким. — Думаю, ты запоешь по-другому, когда она придет в себя и начнет стрелять своими зелеными глазищами. — Раздался смех. — Я и сам горю желанием, чтобы она очнулась. Тогда наша дорога домой станет гораздо привлекательнее.

«Что это они говорят? Что все это значит?» Она попыталась привести в порядок мысли, но от этого боль лишь усилилась. Тогда девушка полностью дала боли завладеть ею, постанывая, когда боль заволокла все. Потом она почувствовала на своем плече чью-то руку. Она попыталась высвободиться, но тело не подчинялось. Брайони чувствовала себя застывшей, как отвердевшая глина. Ей хотелось, чтобы ее глаза оставались закрытыми и ничего не видели, но против воли они снова открылись.

— Вилли Джо, она очнулась! — Это снова был второй голос, и в нем звучала нотка возбуждения. — Так-так, малышка. Мы долго ждали этого. Тебе лучше?

Человек, глядевший на нее, был массивным и тучным, с глубоко посаженными карими глазами, бугристым носом и толстыми, четко оформленными губами. Его квадратная челюсть свидетельствовала о силе, шея и грудь казались мощными под желто-голубой клетчатой рубахой и голубым платком. Он ухмыльнулся, а в его глазах был какой-то странный блеск, который не внушал доверия. Не ожидая ее согласия или протеста, он взял Брайони под мышки и заставил сесть. Перед глазами девушки опять все поплыло. Он подхватил ее и удержал, когда ее хрупкое тело обмякло.

— Ну что ты, дорогая, держись за меня, — осклабился он. — Полагаю, тебе надо немного посидеть и прийти в себя. Мы ведь не хотим, чтобы ты снова потеряла сознание, так ведь?

Рядом возникла еще одна фигура. Этот мужчина был ниже, худосочнее и грязнее. Из узкого подбородка торчала небритая щетина, а маленькие темные глазки впились в ее глаза.

— Как делишки, маленькая леди? Я рад видеть, что ты пробудилась. А то был момент, мы думали — ты заснешь навеки.

Она вглядывалась в них так, будто они были где-то далеко-далеко.

— Где… где я? — Ее голос был тихим и слабым. Ей пришлось собрать все силы, чтобы заговорить.

— Ты в нашем лагере. Примерно в десяти милях от тех мертвых индейцев, — ответил тот, что был пониже ростом.

Она силилась понять, что он говорит. Индейцы? В испуге она огляделась вокруг. Больше никого не было. Утренняя заря еще только-только просвечивала сквозь облака, купая землю в слабом желтоватом сиянии. Она увидела, что они находятся на бескрайней равнине, покрытой короткой травой, дикорастущими цветами и в отдельных местах кактусами. Пламя лагерного костра полыхало невдалеке, а в воздухе парил аромат кофе. Чувствуя в голове туман, Брайони опустила глаза и увидела индейскую одежду из оленьей кожи, которая была на ней, и распущенные косы, достававшие почти до пояса. Брайони опять перевела взгляд на лица двух мужчин, стоявших перед ней. Она постаралась удержать их в фокусе и привести свои мысли в порядок, чтобы восполнить провал в памяти. Ее мучил страх.

— Значит, я… индианка?

Оба мужчины прыснули со смеху.

— Нет, малышка, разрази меня гром, нет, — заверил ее тучный. — У тебя замечательные зеленые глаза, каких я до сих пор не встречал, а под всем этим загаром и грязью — белейшая кожа. Ты такая же индианка, как я индеец!

Она облизнула губы. Во рту у нее было сухо. Собрав все силы, она заставила себя говорить спокойно.

— Кто… вы? — прошептала девушка.

Теперь они оба уставились друг на друга. Тучный медленно повернулся к ней:

— Разве ты не помнишь? Ну, вот же Вилли Джо. Помнишь его?

Она вгляделась в долговязого, грязного ковбоя, наклонившегося к ней, и содрогнулась от отвращения, но не могла вспомнить, видела ли это лицо прежде.

— Н… нет. Я… я не помню.

— А как насчет индейцев? Шайенов? Их-то ты помнишь? — спросил тучный.

Она отрицательно покачала головой. Как она ни пыталась рыться в памяти, ее мозг стал похож на огромную полость, заполненную лишь непроницаемой темнотой. Неожиданно ее охватил ужас, и она обратила блестящие зеленые глаза на мужчин, склонившихся над ней. Схватив руку тучного и держась за нее так, будто она цеплялась за саму жизнь, девушка, вся дрожа, выдохнула: