Сомневайся во всем - Рене Декарт

Мышление и протяженность допустимо рассматривать и как модусы субстанции, а именно поскольку один и тот же ум может иметь множество различных мыслей; точно так же одно и то же тело, сохраняя одну и ту же свою количественную характеристику, может обладать множеством различных модусов протяженности: то оно более протяженно в длину, чем в ширину и глубину, то наоборот. В таких случаях мышление и протяженность отличны от субстанции модально и могут быть постигнуты не менее ясно и отчетливо, чем она сама: только они рассматриваются тогда не как субстанции, или некие вещи, отдельные от других, но всего лишь как модусы вещей. Тем самым, рассматривая их в связи с субстанциями, модусами коих они являются, мы отличаем их от этих субстанций и признаем их тем, что они и есть на самом деле. И наоборот, если бы мы пожелали рассмотреть их отдельно от субстанций, коим они присущи, мы тем самым признали бы их сущими вещами и смешали бы идеи модуса и субстанции.

Сказанное в предыдущем тезисе не исключает того, что мышление и протяженность можно рассматривать и как модусы или атрибуты субстанций. Ведь ум может быть понят и сам по себе, как субстанция, и как проявление множества мыслей, и тогда он должен истолковываться как модус субстанции. Также и тело, понятое само по себе как субстанция, раскрывается в разных качествах и характеристиках и тогда истолковывается как модус материальной субстанции.

65. На каком основании должны познаваться также их модусы

На том же основании мы прекрасно постигаем различные модусы мышления — такие как разумение, воображение, воспоминание, воление и т. д., а также различные модусы протяженности или присущие ей свойства — такие как все виды фигур, расположение частей и их движение, если рассматриваем их лишь как модусы вещей, коим они присущи; что же до движения, если мыслить только о перемещении и о влияющей на это перемещение силе (каковую я попытаюсь объяснить в своем месте), то здесь мы этого не исследуем.

Все разнообразные проявления мышления и протяженных тел Декарт понимает как модусы.

66. На каком основании ясно познаются ощущения, аффекты и вожделения, хотя часто мы судим о них превратно

Остается рассмотреть ощущения, аффекты и вожделения, кои, безусловно, могут тоже ясно восприниматься, если мы будем всячески избегать выносить о них суждение более широкое, чем то, на которое нам дает право точное содержание нашего восприятия и которое мы внутренне осознаем. Однако весьма затруднительно соблюдать эту точность, по крайней мере в отношении ощущений, ибо нет никого из нас, кто бы с младенчества не полагал, будто все, что он ощущает, представляет собой некие вещи, существующие вне его ума и совершенно подобные его ощущениям, т. е. тем их восприятиям, кои он получил. Таким образом, видя, к примеру, какой-либо цвет, мы считаем, что видим некую расположенную вне нас вещь, совершенно подобную той идее цвета, каковую мы в тот момент получили; в силу привычки к такому суждению мы полагаем, что видим достаточно ясно и отчетливо, чтобы считать наше ощущение достоверным и несомненным.

Сам факт ощущения, аффекта или вожделения — это данность внутри сознания, такая феноменологическая очевидность, в которой невозможно усомниться. Однако в силу детской наивности человек может приписывать своим ощущениям существование вне себя, подобно тому, как белый или синий цвет будто бы существует отдельно от нашего восприятия. Со временем эта наивная убежденность становится привычной и кажется достоверной.

67. Мы часто ошибаемся даже в отношении ощущения боли

Таким же образом обстоит дело в отношении всего прочего, вызывающего у нас ощущения, в частности в отношении щекотки и боли. И хотя мы не считаем, будто нечто подобное существует вне нас, тем не менее эти ощущения рассматриваются обычно как присутствующие не только в нашем уме или восприятии, но и в нашей руке, ноге или любой другой части нашего тела. Однако когда нам, к примеру, кажется, что болит нога, ощущение, будто боль эта есть нечто находящееся вне нашего ума, как бы в ноге, конечно, не более достоверно, чем представление, будто зримый нами свет Солнца, как бы присущий ему самому, существует вне нас, в Солнце; однако оба этих предрассудка идут из нашего детства, как это станет ясным ниже.

Хотя щекотка и боль существуют только в уме или восприятии, возникает иллюзия, что они существуют сами по себе в какой-то части тела. Но это не более чем детский предрассудок.

68. На каком основании различается то, что мы познаем ясно, и то, в чем мы можем заблуждаться

Дабы отличить здесь ясное от расплывчатого, нам надо внимательнейшим образом заметить, что боль, цвет и прочие такого же рода вещи воспринимаются ясно и отчетливо лишь тогда, когда мы рассматриваем их как ощущения или мысли. Если же считать их некими вещами, существующими вне нашего сознания, мы никоим образом не сможем понять, что же это за вещи; ведь это было бы совершенно подобно тому, как если бы кто-то сказал, что он видит цвет у какого-то тела или чувствует боль в каком-то из своих членов, и при этом утверждал, что видит и ощущает там то, сущность чего ему совсем неизвестна, т. е. говорил, что не ведает, что именно он видит и чувствует. И хотя при недостатке внимания он легко может убедить себя, будто имеет некоторое понятие об этих вещах, на том основании, что он предполагает их в чем-то сходными с вышеупомянутым ощущением цвета или боли, кое он в себе испытывает, тем не менее если он исследует свою идею о том, что именно являет ему это ощущение цвета или боли в качестве существующих в окрашенном предмете или в испытывающем боль члене тела, то, несомненно, найдет, что он этого не знает.

Ощущения, боль, аффекты ясны и отчетливы, когда понимаются как очевидные данности сознания. Если они начинают пониматься подобно вещам, независимым от восприятия и ума, начинается путаница и возникают заблуждения.

69. Величина, фигура и т. д. познаются совсем иначе, нежели цвета, боль и т. п.

Особенно он это поймет, если поразмыслит над следующим: ведь величину зримого тела или его фигуру, а также движение (или по крайней мере перемещение: ибо философы, измыслив некие иные виды движения, отличные от перемещения, сделали для себя менее постижимой природу последнего), положение, длительность, число и прочее, ясно воспринимаемое нами в телах, как уже было сказано выше, мы познаем совсем иначе, чем цвет этого же тела либо боль, запах, вкус или что-то другое, относящееся, как я уже сказал, к чувствам. И хотя, когда мы видим какое-то тело, нас не больше убеждает в его существовании его явленная нам фигура, чем явленный нам его цвет, тем не менее мы с гораздо большей очевидностью познаем его фигуру, чем цвет.

Есть и такого рода качества, которые более отчетливо познаются не как феномены сознания, а как характеристики тел. Декарт перечисляет их: величина, фигура, положение, длительность, число. Но он не приводит ясного критерия, по которому их выделяет. Это слабое место в его рассуждении. Очевидно, критерием для него является только то, может ли он представить эти качества отдельно от субстанции или нет.

70. Мы можем выносить суждение об объектах наших чувств двумя способами: при одном из них мы предотвращаем ошибку, при другом впадаем в заблуждение