Фараон - Дмитрий Викторович Распопов

к стене, где находились знакомые из союзных им семей. Оставив парня под их опекой, он вернулся обратно, заняв место неподалёку от царя Хатшепсут.

Следующим завели того чиновника, который и привёз Рехмира сюда. Он стал низко кланяться и так же поприветствовал царя, как и Рехмир.

— Справился ли ты с нашим поручением? — поинтересовалась у него царь Хатшепсут.

— Да, Твоё величество, все дары, которые ты просил доставить твоему брату, царю Менхеперра, были мной доставлены в полном составе.

— Как поживает царь Менхеперра? Всем ли доволен?

— Царь Менхеперра живёт в прекрасном дворце на берегу Нила, — начал говорить чиновник, а у Рехмира стал открывать рот, чем больше он его слушал, — сотни слуг и тысячи рабов следят за поместьем, так что он ни в чём не испытывает нужны.

— Отлично, — царь Хатшепсут, довольно улыбнулась, — тогда понятна его причина затворничества.

— Да Твоё величество, царь Менхеперра всем настолько доволен, что для меня шоком и удивлением стало, когда он мало того, что отказался принять твои дары, — с сожалением произнёс чиновник, — так ещё и приказал прямо с лодки скинуть все подарки в реку.

Рехмир выпучил глаза от подобного наглого вранья, а царь Хатшепсут перестала улыбаться.

— Что ты говоришь? Мой возлюбленный брат отказался от подарков? Выкинул всё в Нил?

— Да, Твоё величество. К моему большому стыду и сожалению, всё это произошло прямо на моих глазах.

В зале настала полная тишина, все взгляды перевелись на Рехмира, который мгновенно вспотел, а холодный пот потёк у него по спине. Вначале он хотел закричать, сказать, что всё это наглая ложь, но потом вспомнив о данном дяде обещании, закрыл рот, лишь скрипя зубами.

— Что же — это весьма прискорбно, — со вздохом сказала царь, — мы так с его подарком не поступим. Хапусенеб!

Жрец с накидкой из леопарда и посохом в руках, стоящий слева от трона тут же откликнулся.

— Слушаю Твоё величество.

— Все подарки от царя Менхеперра, я жертвую храму Амона. Выкидывать их в реку я считаю ниже своего достоинства. А поступок царя Менхеперра пусть между нами рассудят боги.

— Как прикажет Твоё величество, — жрец низко поклонился, — я распоряжусь чтобы эти подарки немедленно были доставлены в храм.

За это поручение чиновника наградили, только каким-то рулоном ткани и дальше пошли другие посланники, а также желающие, чтобы царь их рассудил. Вся церемония длилась ещё четыре часа и Рехмир смог выйти только тогда, когда всё закончилось и всех распустили. Задыхаясь от гнева и несправедливости, он тут же бросился домой, поскольку дядя показал ему жестом молчать и дома, срывая с себя так тщательно приготовленную одежду, стал рассказывать матери о случившемся. Он был просто возмущён такой вопиющей несправедливостью к своему царю.

Усерамон появился затемно, не успев даже переодеться. Рехмир, тут же бросился к нему.

— Дядя! Как такое возможно?! Какой дворец! Какие дары?! Там гниль же одна была!

— Тихо, успокойся, — тот поднял руку, останавливая разгорячённого племянника, — именно поэтому я попросил тебя принести клятву молчания, когда услышал твой рассказ.

— Но как же так, он явно хочет поссорить обоих царей! — возмутился Рехмир.

— Не он — это просто пешка, — устало отмахнулся визирь, — а его хозяин, которого нам ещё предстоит установить.

— Да чего его устанавливать, он сам говорил, что принял все подарки со складов храма Амона, явно жрецы в этом замешаны!

— Ты веришь тому, кто лжёт, глядя прямо в глаза царю? — хмыкнул визирь и Рехмир понял, что он действительно может быть не прав.

— Но тогда кто? — возмутился он.

— Это я и постараюсь узнать, когда ты уедешь, — покачал головой Усерамон, — причём заканчивай свои дела быстрее, я нашёл тебе лодку. Хочу, чтобы ты поскорее отправился обратно, чтобы тебя не могли использовать в своих играх другие.

— Хорошо дядя, — склонил голову парень, — я уже почти всё купил, остались лишь мелочи.

— Поторопись, лучше, если ты отправишься прямо завтра, — заметил Усерамон.

— Я постараюсь, — грустно повесив нос, ответил племянник.

***

Отправив своего управляющего в столицу, я вернулся к первоначальной задаче. Фарфор я не стал больше делать, только сказал теперь кости крупного рогатого скота не выкидывать, а молоть в костяную муку на будущее. Правда при виде того, как много на это тратилось времени, ещё больше даже, чем на изготовление простой муки, я решил, что и так уже нарационализировал тут столько, что облегчить работу женщинам с помолом будет правильным делом. Ведь трудятся на мою пользу. Но вначале тигели, будь они прокляты!

Подозвав к себе гончаров, я стал расспрашивать их о глине. Какой она бывает и мне поведали, что есть ещё одна белая глина, которую привозят из Дельты или оазисов, и по качеству она сильно лучше нильской. У меня тут же всё зачесалось и я отправил на следующий день под охраной двух военных в Фивы, чтобы купили мне несколько килограмм такой. Пока они плавали, я приказал разобрать их печь для обжига, увидел в чём была проблема с моей и построил по моим рисункам такую же, как была раньше, только учитывая, как было всё сделано у них. Чтобы пламя охватывало всю керамику при обжиге, а не как это у меня происходило, с одного бока жар получался больше, чем у того, что был у стенки. Когда старики собрали мою печурку, я ради теста сделал одну чашку и убедился, что она отлично обожглась, ещё лучше, чем это было в печке мастеров.

Ожидание возвращения Рехмира и гончаров затянулось, поэтому я приказал большей части людей перейти на производство кирпичей, а также отправил ещё одну делегацию за гашёным гипсом, поскольку запасы его стали показывать дно. Оставшись только с госпожой Исидой и четырьмя военными, я волей-неволей присоединился к каждодневным занятиям мужчин с поддержанием формы. Когда я первый раз разделся, поскольку было жарко сражаться, то увидел свой живот, весьма сильно выпирающий вперёд из-за обильной еды и питья вина. Своё тело я всегда любил, поэтому понял, что похоже придётся следить за своей формой всерьёз, поскольку стрельба из лука, езда на колесницах и бой с копьём и щитом не давали равномерной нагрузки на всё тело, а лишь специфические группы мышц. Что уж говорить про мои былые кубики пресса, которые так любила Маша.

Позвав мастеров и рабов, я заставил их сделать мне из гипсового бетона штангу с толстым деревянным грифом и залитым грузом в виде двух гипсокаменных блоков на его концах, гантели ровно такого же исполнения, а также лавку для жима лёжа и несколько разных по весу гипсокаменных