Джокер и палач - Борис Иванов

Они посыпались вниз по лестнице, едва удерживаясь на ногах.

Внизу у начала ступенек, они налетели на распростертого там с вывернутой под неестественным углом шеей хозяина замка. Толстяк, не задумываясь, перескочил через него, а лопоухий нагнулся было, чтобы вытащить меч из коченеющей руки Коннетабля, но его остановил дикий вскрик приятеля. Лопоухий поднял глаза и заорал от ужаса и сам. Точнее, заверещал, как заяц в зубах у настигшего его волка.

Второй сэр Стрит стоял в проеме двери, ведущей в коридорчик, соединяющий площадку у подножия лестницы с кабинетом хозяина. Шея у второго Коннетабля была точно так же свернута набок, как у первого. И точно так же жутко чернела во лбу дыра. Второй сэр Стрит укоризненно держал палец у губ, покачивая головой.

И слегка светился.

Оба незадачливых грабителя кинулись прочь, продолжая один — верещать, а другой — голосить. Топот их ног разнесся по коридору, ведущему в хозяйственное крыло замка. Там они выпрыгнули в открытое ими с помощью обыкновенной стамески окно и исчезли, растворясь в ночной тьме.

Когда издаваемые грабителями звуки стихли вдали за шумом рушащегося с небес ливня, в Стриткасле снова воцарилась мертвая тишина. И это было странно, если учесть, что на ночь в здании оставалось, не считая самого хозяина, еще не менее полудюжины человек. Двойник покойного Коннетабля между тем стал постепенно менять облик. Тот, кто сподобился бы наблюдать за происходящим, сначала увидел бы свободного предпринимателя и менялу Апостолоса Челлини, потом — Страшного Коннетабля Ордена «Своих» сэра Лео Байера. Потом промелькнуло еще два-три взятых напрокат образа и, наконец, их место занял тот облик, в котором Палач впервые явился роду людскому (а именно Еноту). Облик, словно срисованный с портретов Савонаролы. Но только сейчас худощавый, суровый субъект был облачен не в профессиональный свой наряд, а в строгий костюм адвоката или коммивояжера.

Он перестал светиться. И сделал шаг в сторону, чтобы пропустить к останкам сэра Стрита нервно сопевшего за его спиной Челлини. Тот торопливо нагнулся над покойным Коннетаблем, перекрестился и побелевшими губами пробормотал:

— Господи! Господи, где же все?! Где все застряли?! Господи боже мой! Зачем вы это сделали?!

Палач поморщился.

— Да вы решительно не в себе, мистер Челлини. Разве это было в моих интересах — прикончить этого чудака за считаные секунды до того, как он назвал бы имя нового хозяина Джокера?

— Но ведь вы же прикончили в конце концов беднягу Паркера? — возразил Енот. — Этого вы не станете отрицать?

Он почти машинально взял в руки меч, выпавший из руки Коннетабля, и уставился на него, словно в нем крылась отгадка всех одолевавших его вопросов.

Если бы бритвы могли улыбаться, их улыбки очень напоминали бы, наверное, ту, которая покривила на секунду-другую узкие, плотно сжатые губы Палача.

— Во-первых, я прикончил его только после того, как он назвал мне на тот момент местонахождение Джокера — Стриткасл... Во-вторых, он был уничтожен только потому, что стал опасен. Он предал меня. Подчинился воле Байера и его людей... И при этом слишком много знал. Мог ли я поступить иначе?

Енот уклонился от ответа на этот вопрос.

— Вы слышали наш разговор? — спросил он. — Я не знал, что вы последовали за мной...

— Любое решение моих задач я стараюсь дублировать... — пояснил Палач. — Как видите, и этого оказалось мало. Его, — он кивнул на тело сэра Стрита, — прикончили двое грабителей. Вы еще могли бы их увидеть, если бы не прятались в кабинете. А слышать их — вы уж наверняка слышали. Я, кажется, здорово напугал их. На этом закроем тему. Среди тех, кого мне пришлось прикончить в этом замке, сэр Стрит не значится.

— В-вы... — Голос Енота дрогнул. — Вы сказали, что кого-то прикончили здесь? Я ослышался? Или как?

— Вы правильно меня поняли. Или вам хотелось бы, чтобы вас застукали сейчас — со мною вместе. Вам не следует вообще фигурировать в этом деле.

— Собственно, почему? — высоко поднял плечи Енот. — Разве на меня может пасть подозре...

Он запнулся.

— Вы вспомнили то мнение, которое сложилось о вас у сэра Байера? Вот то-то и оно... Сейчас — по возвращении в город — постарайтесь обеспечить себе пристойное алиби. Такое, чтобы сэр Байер, во всяком случае, не смог его опровергнуть... А я займусь уничтожением следов вашего пребывания здесь.

— Откуда, скажите мне на милость, — все так же, с поднятыми до ушей плечами, спросил Енот, — у вас такая забота обо мне?

— У меня нет времени отыскивать еще одного человека, на которого могу положиться, — сухо ответил Палач. — Так что, пока вы выполняете мои небольшие просьбы, вы находитесь под моей надежной опекой.

— И получается... — упавшим голосом произнес Енот больше для себя, чем для своего собеседника. — Получается, что ради моей репутации вы кого-то убили?

— Видите ли, еще немного, и в замке поднялась бы тревога. Крики. Эти люди помешали бы мне выполнить мою задачу. И погубили бы в конечном счете и себя самих, и всю вашу цивилизацию. А чего стоят несколько жизней в сравнении с безопасностью всего Человечества? Пришлось заставить их молчать. Лишить возможности кричать и говорить. А чем люди кричат и говорят? Головой... Как теперь у вас говорят, «башкой».

Вопросы языкознания волновали его явно больше, чем вопросы морали. На последние Палач, очевидно, знал все ответы наперед.

— К сожалению, — все тем же упавшим голосом отозвался Енот, — теперь я ровно ничем не могу вам помочь. Вы сами слышали, что теперь у Джокера новый хозяин...

— Вы его найдете для меня, — сообщил ему Палач. Енот тупо уставился на меч, который держал в руках. «С паршивой овцы — хоть шерсти клок», — подумал он.

* * *

Что-то обеспокоило Шишела, когда он снова садился в свой «лендровер». Что именно — он сообразил не сразу. А когда сообразил, озадаченно уставился на обитателя своего рюкзака. Тот не был уже скульптурным шаржем на Коннетабля.

Он был теперь... Ну, он очень походил на компьютер. Старый, допотопный комп с громоздким экраном и какой-то нелепой клавиатурой. По бокам экрана выпирали, надо полагать, динамики — во всяком случае, какие-то выступы, забранные решеточками. Клавиатура вызвала у Шишела оторопь. Сроду он не видел такого причудливого расположения клавиш. И таких букв, что были на этих клавишах изображены. Брезентовый рюкзак почти полностью свалился со странной штуковины и сполз на коврик под ногами водителя.

Первая мысль, возникшая у Шишела, была: «Сперли вещь! А что за рухлядь сюда подбросили?» И только то, что «рухлядь» была неимоверно странна на вид, заставило его вспомнить слова Коннетабля: «Еще позавчера эта штука была чем-то вроде кофемолки. А с неделю назад — креслом... Понимаешь, меняется она. То стоит, стоит себе — и ничего ей не делается. А потом р-раз!»

Он осторожно высвободил странную штуковину из объятий рюкзака и опасливо принялся поворачивать на сиденье из стороны в сторону. Вздохнул тяжело и меланхолически осведомился у Джокера: