Наука побеждать - Павел Вяч

За два часа кость срастется и будет как новая, а через три развеется магический, хе-хе, корсет.

Магар отправился на соседнюю кровать, и Свелин тут же положил на стол следующего пациента.

— Да нет же, Свелин! — я в два счета срастил рассечение на груди и колотую рану в предплечье. — Сначала тяжелых!

— Этого? — со лба Свелина катился пот, но он и не думал показывать усталости.

— Отлично, — кивнул я, одним взглядом оценив состояние оказавшегося на столе воина. — Считай, ты его спас. Ещё минута, и он бы отошел.

У воина, помимо тяжелой черепно-мозговой травмы, оказалось пробито легкое, и он почти захлебнулся кровью.

Обожаю магию! В моем мире сейчас было бы столько кровищи, что пришлось бы отмывать всю операционную, да ещё и на шитье каждого раненого я бы тратил от двух-трёх минут!

Сейчас же мне оказалось достаточно вытянуть заполнившую легкое кровь и затянуть его магией.

Почерневшая кровь под воздействием магии Смерти обратилась в прах, и я переключился на энергоканал пациента.

Парочка точечных воздействий на голову, и раненый отправляется на соседнюю койку.

— Свелин! Подыщи себе помощника, а лучше двух! И выпей зелье Бодрости, в шкафу у тебя за спиной!

Хоть Свелин и пытался показать, что ему все нипочем, но я-то понимал, что такое перетаскивать здоровенных мужиков, облаченных в доспехи.

На столе тем временем оказался щуплый арбалетчик с побелевшим лицом.

Не знаю, как он умудрился подпустить легионера на расстояние удара мечом, но факт оставался фактом. Несмотря на небольшую, на первый взгляд, рану груди, арбалетчик умирал.

Меч задел сердце, вызвав попутно сильнейшее внутреннее кровотечение. Ну а появившаяся у изголовья операционного стола Фрейя с печальной улыбкой покачала головой.

И я, на мгновенье задержав взгляд на её лице, вонзил свой призрачный кинжал под ухо умирающего воина.

Я хорошо запомнил прошлый урок и не собирался сливать энергию на того, кого уже ждут в загробном мире.

Жалко? Бесспорно. И я обязательно поплачу, а может быть даже и напьюсь. Но позже. Когда все это закончится.

Взмах рукой, и под ошеломлённым взглядом Свелина, тело арбалетчика развеивается прахом, оставляя на столе доспехи, оружие и сумку с припасами.

— Следующий! Снарягу убрать в арсенал!

Надо отдать должное Свелину, он, несмотря на шок от увиденного, сделал все в точности, как я и сказал.

А полчаса спустя, у меня в помощниках бегали уже четверо исцелённых вояк.

Вылеченные пациенты оперативно уносились вглубь лазарета, на столе оказывались сначала воины с тяжелыми и смертельными ранами, и, как бы я ни старался, арсенал неуклонно пополнялся снарягой.

Я работал, как проклятый, пытаясь спасти как можно больше ребят, а помощники, хоть и косились на меня, но носились как угорелые, ускоряя конвейер исцеления.

И только Фрейя, стоящая у изголовья операционного стола, служила молчаливым напоминанием, что всех спасти не удастся.

И все, чем я мог себя успокоить в данной ситуации, была крутящаяся в голове фразочка: «Делай, что должно, и будь, что будет»…

— Следующий!

Бесконечный день военного хирурга только набирал свои обороты.

Сколько времени я провел над операционным столом — не знаю. Утро, день и вечер слились в бесконечный калейдоскоп операций.

Благо, что раны не блистали разнообразием — колотые от пилумов и копий, резаные от мечей. Практически не было травм ног и живота, за редким исключением, типа Магара.

А вот грудь, головы и плечи шли постоянным потоком. Делать одинаковые действия быстро наскучило, и у меня появились шаблоны:

Пробитое легкое? Конструкт номер пять!

Черепно-мозговая? Конструкт номер три!

Рассечение ключицы? Конструкт номер шесть!

Идея конструктов пришла в голову сама собой. На операционном столе лежал копейщик с пробитым легким, а Свелин уже стоял наготове со вторым воином с точно такой же раной.

И я просто сделал дублирующий энергокаркас вытягивающего кровь плетения и подвесил его у себя в ауре. Затем продублировал энергоструктуру исцеляющего плетения и распыления вытянутой крови. Ну и стандартное исцеляющее заклинание.

В итоге, когда Свелин уложил на стол следующего воина, мне достаточно было плеснуть энергии в конструкт, удостовериться, что все прошло без отклонений и сказать:

— Следующий!

Уж не знаю, как дела шли у ребят на правом фланге, но благодаря конструктам я умудрялся тянуть бесконечный поток раненых в одиночку.

Мы трижды переезжали, то бишь, откатывались назад, и дважды отбивались от пробившихся сквозь заслон легионеров.

Мне, к слову, брать в руки оружие не пришлось ни разу.

Во-первых, отряды песьеголовых были незначительные — легионеров двадцать-тридцать. Во-вторых, мои пациенты разрывали их в клочья.

Ещё бы! Аура Света и Ужас кинокефалов не оставляли псам ни единого шанса.

А вот то, что легионеры целеустремленно шли к лазарету, говорило только об одном — они знали, куда и зачем идут.

И совершенно неважно, каким образом они находили путь — специальный артефакт, помощь шаманов или подсказки немёртвых разведчиков.

Но сам факт того, что псы целенаправленно идут вырезать раненых, красноречиво говорило об их моральных качествах.

И если раньше у меня нет-нет, да и проскальзывала мысль о гуманизме, то сейчас я окончательно выбросил эту ересь из головы.

А ещё в такие моменты хотелось схватить свой новый посох, который принес Герман, и ринуться в гущу битвы! Но я раз за разом сдерживал себя и просто делал свою работу.

Более того, некоторые воины попадали ко мне на операционный стол во второй, третий и даже в пятый раз!

По уму им бы отлежаться хотя бы пару часов — именно столько необходимо для полного цикла исцеления — но парни рвались в бой.

Приходилось выкручивать регенерацию по максимуму и залезать в долги к организму — за этот день многие защитники Лютиков заплатят годами своей жизни.

И если с врачебной точки зрения это было неэтично, что ли? То с точки зрения воина, я просто давал парням лишний шанс пережить этот чертов день.

Ведь какая разница, останется ресурс в сорок или сорок пять лет, если сегодня он может умереть?

В общем, я действовал как робот, чья цель не восстановить здоровье человека, но поставить его в строй.

И за все время, проведённое в операционной, я лишь трижды выпал из этого, можно сказать, медитативного состояния.