Сложности любви. Роковые ошибки - Дмитрий Семеник

– Муж с женой разошлись, и муж уехал к своей матери, бывшей свекрови, которая невестку на дух не переносила. Я не помню, сыграла ли свекровь какую-то значимую роль в их разводе. Но после развода она занимала воинственную, антагонистичную позицию к бывшей невестке, и это сказывалось даже на отношении к ее собственной внучке. Она была неласкова и неприветлива с этой бедной внучкой, которая жила с мамой. А о самой маме (невестке) просто слышать не хотела. Ко мне пришла внучка.

– Сколько же лет внучке было?

– Внучка была уже взрослая, около двадцати на тот момент.

– Сколько они прожили вместе в семье, примерено?

– Я думаю, больше тридцати лет. Потому что у этой девочки, которая пришла, было еще два старших брата. Эти старшие братья уже жили отдельно, и их, внуков, бабушка привечала. А внучку, которая жила с мамой, не любила. Разговаривала с ней очень холодно, сквозь зубы. При встрече только ругалась, маму ругала и т. д.

Внучка без особого труда поняла, что за бабушкиной отстраненностью, агрессией стоит страх; бабушка боится, что это ее считают плохой, считают неправильной матерью, неправильной свекровью; поэтому она, как говорят, торопится обидеть первой, пока не успели обидеть ее.

Месяца через три-четыре эта внучка снова появилась. И рассказала, что за эти три-четыре месяца ситуация изменилась кардинально. Бабушка со всеми помирилась, отношения наладились настолько, что бывшая невестка (мама внучки) ездит к свекрови ее купать.

И внучка стала уже своим человеком в доме бабушки. Бабушка стала сама звонить: «Что ты не приехала на этой неделе?»

– Она рассказывала о том, что она делала для этого? Как это все произошло?

– Она действовала ровно по тому, громко говоря, алгоритму, который мы с Вами обсудили. Она перестала чего бы то ни было ждать от бабушки, а внутренне взяла ее под свое крыло, под опеку, поняла, что бабушка – это недолюбленная девочка-подросток.

– Мы с Вами говорили о двух проблемах: первая – отношения человека со своими родителями, вторая – отношения родителя с избранником своего ребенка. Правильно ли я понял, что проблема № 2 не бывает без проблемы № 1? Т. е. если у человека со своими родителями все хорошо, то со своим избранником проблем не возникает.

– Так можно было бы сказать, если бы не одно «но»: эти все формулировки – не более чем «голая» схема, которая, конечно, гораздо беднее реальной жизни. И прежде всего в том отношении, что не бывает все совсем идеально с родителями. И теоретически не может быть. Потому что все родители живые и поэтому неизбежно слабые люди. И они хоть в какой-то мере, но нагружают ребенка своей назидательностью, вселяют в него хоть некоторую неуверенность и с этим выпускают в жизнь.

Не бывает ни на сто процентов сохранных людей, ни на сто процентов успешных супругов. Но бывает разная степень приближения к этим ста процентам. И чем лучше у человека собственные детско-родительские отношения, тем успешнее он будет и в своих супружеских отношениях.

– Можно ли еще напоследок дать совет родителям, у которых взрослые семейные дети? Раз Вы говорите, что они даже чаще приходят с проблемой… Как им себя вести, для того чтобы чувствовать себя комфортно, и чтобы не нанести ущерб семье своего ребенка?

– Общий совет всегда бывает несколько абстрактным… Тем не менее если его давать, то для родителей главное – правильно понять, что самые справедливые претензии, жалобы и упреки действуют на их детей в прямо противоположную сторону. В противоположную ожидаемой. Чем выразительнее родители упрекают ребенка (неважно, какого он возраста), чем убедительнее показывают, что он «плохой» и «неправильный», тем больше ребенок в этом убеждается. Это главное следствие любого такого взаимодействия, любого такого диалога. И ребенок начинает еще больше избегать родителя, ведь тот олицетворяет собой его «неправильность». Как только взрослый ребенок (любого возраста) видит упрекающего родителя или хотя бы только вспоминает его, он сразу вспоминает, какой он «плохой» и «неправильный», и невольно отстраняется.

Поэтому, дорогие родители, как бы ни были справедливы наши претензии, как бы ни были горьки наши переживания, к сожалению, прямолинейное предъявление этих переживаний и претензий ситуацию только усугубляет.

Для улучшения наших родительских отношений со взрослыми детьми надо показывать им не их ошибки и слабости, а то, что мы их в этих ошибках и слабостях принимаем. Да, они ведут себя кое-как, но не потому, что они плохие, а потому, что им плохо. Они нуждаются в сочувствии – так же, как и мы, натворив что угодно по своей же вине. И если мой взрослый сын или моя взрослая дочь кричит на своего супруга, или невнимательна, безответственна к своим детям или хозяйству, ей поможет не подсказка, как надо действовать: «Ну, ты постираешь уже когда-нибудь, наконец?!» – а сочувствие: «Что, замучил тебя этот быт?» И все.

И очень важно помнить, что сочувствие – это законченная вещь в себе, оно не сопровождается никаким «но», никакой интонационной запятой. «Я, конечно, понимаю, что тебе трудно, но ты тоже пойми, что так нельзя». «Но» перечеркивает все, что звучит до него. Если взрослый ребенок видит сочувствие без «но», настоящее присоединение, он все больше разворачивается лицом к этому родителю.

Если же все-таки переживание так сильно и так болезненно, что невозможно его сдержать (притворяться бесполезно, ребенок все равно заметит), – тогда правильно будет его предъявить, не скрывать. Но надо помнить, что для того, чтобы ребенок реально увидел нашу боль, она должна быть ему предъявлена абсолютно обезоруженно.

Если мы говорим ребенку или любому другому собеседнику: «Как тебе не стыдно!», «Как тебе меня не жаль!», «Посмотри, до чего ты меня довел?!» – человек в этом слышит другую, совершенно конкретную информацию – «ты плохой». И все его сознание с непреодолимой для него силой стягивается именно к этой информации. Она объективно является самым сильным внешним раздражителем для психики. И в таком диалоге наш собеседник любого возраста просто информационно не узнает о нашем переживании. Он не может сосредоточиться на том, что за этими словами стоит действительно какое-то мое страдание и что мне как-то плохо, больно и страшно. Для того чтобы ребенок об этом узнал, переживание должно быть ему озвучено, предъявлено безо всякой примеси агрессии, упрека и претензий. «Знаешь, детка, мне так обидно… Я понимаю, что ты не виноват, но просто у меня вот такая слабость есть».

– Насколько правомочно дать такой совет вообще: родителям просто не вмешиваться в семью своих детей. Они же взрослые люди, и пусть живут. Но, если Вы говорите, что есть некоторое переживание, и его надо выражать, то, значит, этот совет неправильный, да?

– Нет, это правильная подсказка – не вмешиваться. Точнее, не вмешиваться без «запроса». Но это вовсе не означает полной отстраненности и дистанцированности. Мы не навязываем своим друзьям наших взглядов на то, как надо себя вести, строить свои семейные отношения или свой бюджет, но это не значит, что мы равнодушны. Мы интересуемся их переживаниями, мы присоединяемся к их обстоятельствам. То же самое надо делать со своими детьми. Просто интересоваться: «Как тебе? Хорошо/плохо/трудно/ легко/весело/скучно?.. Тебе помочь?» Это входит в близкие, хорошие отношения. А предъявление своего переживания вовсе не является вмешательством в чью-то жизнь.