Лучший полицейский детектив – 2 - Дэн Гри

Ханна, — так и не прибирали эту кровать с тех пор. — Эмма остановилась на месте, пытаясь отогнать настигшие мрачные мысли. Она спала на постели, на которой умер другой человек? Внутри все сжалось. Хотелось выть.

— А вот та девушка, — сказала Ханна, — которую сегодня усаживали в инвалидное кресло, это Рия. Она была нормальной. Мы дружили и вместе придумывали план побега. Но они накололи ее психотропными веществами, и она стала инвалидом. Сейчас никого не помнит и не узнает, — глаза Ханны наполнились слезами. — Они калечат здесь людей, Эмма. Поэтому когда мне дают лекарства, я очень сильно стараюсь не пить их. Но они проверяют. Тщательно и строго. Нужно будет — пальцами залезут в рот и разожмут зубы… — помедлила Ханна.

— И что ты делаешь?

— Как только мне их дают, я показываю язык, демонстрируя, что я их проглотила, а затем бегу в туалет и вызываю рвоту, — ровным тоном произнесла Ханна. — Они дают их сразу после еды. Вместе с ними выходит и мой обед, ужин, завтрак. За полгода я потеряла десять килограмм.

Эмма понимала, что если ей не удастся отсюда сбежать, она будет обречена или на инвалидность, или на смерть. Истории, которые ей рассказала Ханна, повергли ее в шок и страх. Теперь ей еще больше захотелось покинуть это отвратительное место.

Скоро они дошли до столовой. Внутри огромного зала было много столов, на которых уже стояли подносы с пищей. Конечно, никто не имел права выбирать пищу. Все уже было накрытым, и твои проблемы, если ты терпеть не можешь определенную еду. В столовой запрещалось раздавать пациентам вилки и ножи, поэтому все ели только ложками. Миски были старыми и металлическими. Новичков тут можно было отличить очень просто: все они спокойно проходили мимо небольшой кассы, где продавались различные специи. Так как еда здесь была никакущая, без специй ее есть было просто невыносимо. Поэтому Ханна сразу же посоветовала Эмме купить несколько приправ и соль. Денег у них, конечно же, не было. Расплачивались больные какой-нибудь работой — помыть посуду или туалет. Специи ведь покупали более-менее сознательные пациенты, остальные же, накачанные транквилизаторами, просто не замечали ничего вокруг себя. Даже не замечали того, что еда, которую они едят, на вкус, как резина.

Эмма и Ханна присели за один стол. Сегодня на обед была яичница, кусочек сосиски, один тост и некрепкий холодный чай. Кипяток здесь был под запретом, чтобы пациенты в порыве агрессии не облили друг друга. Рядом с ними за столом сидел мужчина, который плел невидимые клубочки из ниток на руках. Ханна посоветовала не обращать на него внимания.

Эмма пыталась вспомнить, как она сюда попала. Она помнила, как ей позвонил Томас, она узнала про завещание и смерть отца. Затем он ей кинул фото подозреваемого. Потом к ней пришел Андреас, который, собственно, и был тем самым подозреваемым. Она пыталась с ним поговорить, но… Она помнит, что ее чем-то ударили по голове.

— Ханна? — с тревогой спросила Эмма. — А у вас здесь есть зеркала?

— Нет, — с сожалением ответила та. — А что?

— У меня есть что-то на лбу? — она ткнула пальцем в место, которое очень сильно болело.

— Ну да, — обычно ответила ей Ханна. — Я еще сразу заметила. У тебя там небольшое посинение, словно тебя ударили. Ты нигде не падала? — спросила Ханна и отпила немного чая.

— Наверное, упала, — мрачно сказала Эмма.

Это Андреас ударил ее. Но она не понимала одного: как она могла оказаться в психбольнице? Неужели это он постарался, чтобы сплавить ее сюда? Больше всего она думала о муже и о смерти Эндрю. Андреас — возможный убийца Эндрю. Хотя нет. Андреас точно убийца Эндрю. А Эмма так легко и просто подпустила к себе этого опаснейшего человека. Как с ним живет жена? Может быть, она сбегает от него из-за домашнего насилия? Как у этого страшного человека могут быть друзья? Или они всю жизнь живут в неведении? Вопросов в голове было так много, но ни на один у нее не имелось ответа. Она с горечью доела свой обед и ожидала, пока Ханна тоже закончит.

В столовой было очень тихо, лишь иногда слышались чьи-то тихие голоса в другом конце зала. Здесь все были напичканы лекарствами до предела. Эмме было очень тяжело смотреть в эти глаза. Они не выражали никаких эмоций. Лишь стеклянный, почти умерший взгляд, который смотрит в никуда. «Это еще страшнее смерти,» — думала Эмма.

— Обед закончен! — оповестил повар, войдя в зал, — Все возвращаются по своим палатам.

Тогда эти безвольные тела людей медленно повернулись на ее голос, словно слова женщины доходили до них очень медленно. Эти люди были ходячими мертвецами. Эмма и Ханна переглянулись и молча поднялись из-за стола.

— У тебя есть план побега? — с интересом спросила Эмма, когда они возвращались в палату по коридору.

— Я живу тут уже достаточно долго, — тихо сказала Ханна. — Но у меня никогда не было точного плана, как отсюда сбежать.

— Но ты говорила, что у тебя были мысли! — с надеждой воскликнула Эмма.

— Были, — коротко сказала Ханна. — Но конкретного плана не было.

Это прозвучало так, словно оборвалась ее последняя надежда. «Я проведу здесь всю жизнь,» — в панике думала Эмма. Ох, это было ее реальным ужасом.

В палату они вернулись быстро. Дверь в палату была открыта, а из нее доносились жуткие вопли какой-то девушки. Ханна и Эмма заметили, как в палату завозят еще одну кровать.

— Ну, приехали, — цокнула языком Ханна.

— Что?

— К нам особо «буйных» начали подселять. Места в другом корпусе им уже нет, — она выдохнула. — Теперь здесь будет еще веселей, — с сарказмом сказала Ханна.

Когда они вошли внутрь, то увидели нескольких санитаров, что держали за руки и ноги молоденькую девушку лет восемнадцати. У нее были растрепанные, грязные волосы, бледное лицо, красные глаза и жуткие порезы на руках. Ее взгляд выражал страх в его самом ужасном проявлении.

Она кричала не по-человечески. Этот вопль еще долго будет преследовать Эмму.

— Проходите в палату, девушки, не толпитесь! — отвлеченно сказал санитар, проводя Эмму и Ханну внутрь.

— Ну же, не кричи, — скомандовали бедной девушке. — Карл, срочно 5 миллиграмм хлордиазепоксида! — крикнул он другому санитару.

— Что это? — в панике спросила Эмма.

— Это транквилизатор. Его часто здесь используют при истерических припадках. За время, которое я провела тут, мне хоть самой врачом становись, — отшутилась Ханна, усевшись на свою кровать. Эмма брезгливо посмотрела на грязные простыни и попросила санитаров принести ей чистые. Те хоть и с недовольством, но согласились.