Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

узбеки, туркмены, казахи, кыргызы, азербайджанцы, армяне, грузины, чеченцы, дагестанцы, белорусы, таджики, прибайкальские буряты, татары, биробиджанцы и так далее; может быть, я кого-то упустил[529].

Мои соседи были со всего мира. Был один брат из Туркмении; из Молдавии, из Польши, из Нигерии, из Афганистана – да, трое из Афганистана, – одна девушка из Перу, одна из Йемена, и две девушки из Палестины[530].

Студенческая солидарность в этих историях скрепляла межнациональные связи. Закиров вспоминал, как его впечатлило, что его товарищи по общежитию – как из России, так и с Кавказа – много слышали о Чингизе Айтматове, известном советско-кыргызском писателе. Благодаря этому ему стало гораздо комфортнее в далекой от дома Москве[531]. Студенты старших курсов водили новичков по городу, показывая его достопримечательности, и приглашали их на ужины в квартирах выпускников. Эпизодические ссоры, возникавшие на почве алкоголя, личных разногласий или чаще всего из-за «девочек» (что упоминали как мигранты-мужчины, так и женщины) не нарушали гармонии студенческой общины[532]. Среди всех советских респондентов, которые участвовали в данном проекте, мы встретили лишь одно мнение, расходящееся, и довольно сильно, со всеобщим одобрением. Дина Атаниязова во время своего обучения в аспирантуре в 1980-х гг. решила снять квартиру, потому что «общежития считались всегда в московских вузах рассадником всяческого зла – от распутства до наркотиков и пьянства, и, кроме того, были местом, где этноменьшинства переплавлялись в плавильном московском котле»[533].

Но в целом воспоминания советских мигрантов с периферии о проживании в студенческом общежитии противоположны тому, что рассказывали и вспоминали об этом опыте африканцы. Как пишет Максим Матусевич, в письмах родным и воспоминаниях африканские студенты жаловались на тесноту, плохую еду, скудные условия проживания в плане удобств и на унылость жизни в общежитии в целом. Неудовлетворительные условия проживания в основном вызывали такие комментарии африканцев: «никаких машин, никаких кафе, нет одежды, нет хорошей еды» или «[нигде] нет и следа цивилизованных удовольствий, как в Париже или хотя бы Дакаре»[534]. Африканские студенты зачастую были выходцами из элиты их обществ, выросшей в западной колониальной среде, и потому они были не приспособлены к советскому образу и стилю жизни. Константин Кацакиорис отмечает, что африканские студенты жаловались на изоляцию: то ли их игнорировали советские студенты, то ли они сами осознавали свой более низкий статус в глазах властей. В МГУ иностранные студенты были разделены на три уровня: первый – европейцы и латиноамериканцы; второй – азиаты и арабы; и третий – африканцы[535].

Тема солидарности сохранялась в воспоминаниях о жизни в общежитии мигрантов, которые приехали в Ленинград и Москву в качестве рабочей силы по лимитной прописке, несмотря на характерные для этих общежитий условия. Исследование, проведенное в Московской области в 1975 г., показало, что временное жилье для рабочих находилось в плачевном состоянии[536]. Огромное количество тараканов и отсутствие основных удобств были там обычным явлением. Десятилетие спустя Толкунбек Кудубаев вспоминал, что ветхие общежития для рабочих по качеству были по крайней мере на уровень ниже тех, в которые селили студентов. Все же он отметил, что на его этаже коменданты общежития, которые были русскими, «не придирались к нерусским»[537]. Он воспринимал слабое отопление, плохое освещение и сантехнику как условия, которые сглаживали возможные конфликты, потому что из-за них жители общежития все были в одной лодке. Терентий Папашвили, приехавший в Ленинград в 1985 г. в качестве временного рабочего на стройке, считал общежития подходящим форматом для временного проживания и указывал, что неудобства компенсируются хорошими условиями работы и размером зарплаты, хотя невозможность уединиться в общежитиях была для него довольно серьезной проблемой[538]. Но важнее всего было то, что это жилье предоставляли бесплатно и при этом предлагали бесплатное питание, что позволяло Папашвили и другим мигрантам отправлять домой как можно больше денег. А на выходных он мог отдохнуть со своим шурином в частной квартире[539].

Общежития для студентов и рабочих предоставляли «неофициальные» места для членов семьи, друзей проживающих или их соседей по деревне, которые приезжали в две столицы, чтобы осмотреть достопримечательности, за покупками или, может быть, с целью понять, есть ли у них шанс остаться в Ленинграде и Москве. Мирбек Серкебаев рассказывал, что иногда он давал взятки дежурным по своему этажу, чтобы они позволили ему оставить у себя в комнате гостей – они спали на полу, – что было повсеместным явлением. Несмотря на то, что гости лишь увеличивали количество людей, которые делят между собой кухню и санузел, их легко принимали в общежитии, даже если они гостили там месяцами. Мигранты воспринимали пространство общежития или, по крайней мере, вспоминали о нем позже как о месте для всех, у кого было достаточно воли и энергии для поиска лучшей жизни в Ленинграде или Москве. Новые приезжие привозили с собой свежие новости из дома и оживляли пространство общения с соседями по комнате и этажу во время совместного приготовления еды и празднования местных республиканских праздников. Болот Орузбаев рассказывал, как рады были приезжие, обнаружив большой выбор мяса и других продуктов питания в Ленинграде и Москве: доступность продуктов позволяла мигрантам даже «национальные» блюда приготовить здесь лучше, чем у себя на родине. Нарынбек Темиркулов высказал мнение, что жизнь, которая протекала в общежитии, делала переход в чуждую городскую среду «нетрудным»: «Я рос совместно с другими, и потому мне не нужны были какие-то особые условия. В [моем первом] общежитии я жил вместе с другими, как и раньше в детском доме»[540]. Для тех, кто стремился стать «горожанами», связи с людьми служили «подушкой безопасности» и даже убежищем, пока мигранты осваивались в ленинградской и московской жизни, не забывая о своей родине[541].

Поиск своего места и освоение в Ленинграде и Москве связаны с комфортом и безопасностью в физических пространствах, в новых сетях связей и в новообретенных домах, а также с тем, чтобы обрести путь к улучшению жизненных шансов. Общие идеи и первоначальные попытки стать частью «Европы» запечатлелись в памяти студентов и специалистов. По мере включения в многонациональные городские сообщества торговцы и промышленные рабочие, которые строили планы краткосрочного или долгосрочного пребывания в двух столицах, также вдохновлялись современными советскими идеями прогресса. При непосредственной встрече с Ленинградом и Москвой столицы оправдали, если не превзошли, ожидания тех, кто уезжал за тысячи километров от дома, чтобы попасть туда, – ожидания людей самого разного происхождения и с самыми разными надеждами. Как только они вставали на ноги, они стремились сориентироваться в этих сложных и