Черная пустошь - Вадим Михальчук

Разгрузка на сегодня закончена, хотя разгрузочная площадка у транспортов тоже ярко освещена: люди устали, день был тяжелым. Все расходятся, их ждет ужин – команда толстяка Валлоне работает бесперебойно, в три смены. Никто не останется голодным.

Первый день для людей на далекой планете заканчивается. Это был длинный, практически бесконечный день, казалось, он никогда не кончится, но рано или поздно заканчивается все.

Один за одним загораются огоньки пока еще неизвестных созвездий на темно-синем небе. Тучи расступились к вечеру, небо очистилось, лес готовится к ночи, слышатся шорохи, непонятные шумы, треск сухих листьев под чьими-то мягкими лапами. В темноте загораются еще четыре новых огонька. Четыре ярко-желтых огонька внимательно смотрят на людской «муравейник», ярко освещенный огнями прожекторов. В этих огоньках застыла ненависть…

* * *

…Когда зашло солнце, мы с Касом прокрались к Пустоши. Теперь внутри Черного Круга, отгороженного металлической паутиной, было множество странно пахнущих черных холмиков, из которых доносился запах двуногих. Их «муравейник» был освещен яркими мертвенно-белыми огнями, по силе света многократно превосходящими свет двух лун нашего неба. Мы подкрались к деревьям на краю леса и услышали слабое гудение, похожее на звуки, издаваемые роем ос.

По «паутине» бежали цепочки ярко-голубых искр, похожих на звезды в небе. Почему-то мой друг захотел рассмотреть эти искорки поближе и, прежде чем я смог его остановить, подкрался поближе к «паутине» и прикоснулся к ней лапой. Я увидел синюю молнию, вцепившуюся в моего друга, – так паук впивается в запутавшуюся муху. Раздался страшный треск и огоньки побежали по шерсти Каса, его глаза выкатились, язык, мгновенно почерневший от крови, вывалился наружу. Запахло паленой шерстью и мясом. Его тело билось в агонии… Он умирал, лапы дергались в страшных судорогах. Все произошло так быстро, что я не успел помочь ему.

Я выбежал из леса, хотел оторвать Каса от проклятых металлических нитей, но не успел сделать и этого. Раздались пронзительные вопли, вспыхнул ослепительный свет, и несколько огненных шаров ударились в землю рядом со мной.

Я бежал в темноту, я – предатель своего друга. Боль и отчаяние грызли мое сердце с усердием голодных лесных крыс. Я бежал и мой вой, мое прощание, моя мольба о прощении, летел над нашим лесом, – над лесом, который я еще вчера так любил…

* * *

Около двух часов ночи по местному времени в восточном секторе сработала световая сигнализация. Датчики зафиксировали прикосновение к заградительной сетке, вверх взлетели осветительные ракеты, автоматически зажглись дополнительные прожекторы, осветив место возможного проникновения. Солдаты батальона Майкла Фапгера бежали, ориентируясь на свет ракет, снайперы, дежурившие в ночную смену, осматривали ярко освещенный участок ограды и прилегающий лес, но не видели ничего подозрительного ни с помощью приборов ночного видения, ни с помощью термооптики. Люди спешили на вой сирены, истошно разрывающей воздух, но они могли бы и не спешить.

На сетке, вцепившись в проволочные ячейки почерневшими когтями правой лапы, висело тело волка. Электрические разряды большой мощности, проходившие через его уже мертвое тело, заставляли мышцы сокращаться и биться в судорогах, но это были только остаточные рефлексы.

Кровь, хлеставшая из прокушенного в агонии языка, запеклась черной коркой, выпученные глаза напоминали два шарика желе, раздавленных ногой – от действия тока внутриглазная жидкость кипела до тех пор, пока глаза не взорвались в глазницах.

Зрелище было страшным. Электрики, отвечающие за контроль напряжения, отключили секцию восточного сектора и тело мертвого волка смогло, наконец, обрести покой. Солдаты, посланные, чтобы снять труп с проволоки, долго не могли оторвать лапу, практически приварившуюся к сетке. Судорожно сжатые когти не хотели разжиматься, их пришлось отрезать вместе с пальцами, каждый отдельно.

Дубинин мельком осмотрел тело и приказал отнести его в холодильник биолаборатории, уже практически забитый до отказа телами волков, доставленными с поля боя.

– Я посмотрю его завтра, Адам, – сказал Сергей, зевая – он заснул только час назад и спать хотел неимоверно.

– Конечно, Сергей, – проворчал Адам, сам с трудом сдерживая зевок, – я же не садист, чтобы лишать вас сна.

Как ни странно, эта одинокая смерть прошла почти незамеченной, если не считать, что все колонисты были разбужены воем сирены. Те, кто нашел в себе силы добежать или дойти до восточного сектора, молча наблюдали, как волка снимают с ограды, и так же молча разошлись по своим палаткам. Кто-то из толпы сказал вполголоса: «Так ему и надо», большинство одобрительно проворчало что-то вроде: «Хорошо, что технари поставили сетку. Так бы эта зверюга вломилась бы к нам, еще тепленьким». Солдаты посчитали эту смерть достойной карой за смерть Докса; Верховин был доволен тем, что его защита сработала как надо; ученые и техники порадовались тому, что успели поставить защитные ограждения в кратчайшие сроки. Особых эмоций эта смерть, больше похожая на казнь на электрическом стуле, не вызвала. Поначалу, конечно, все перенервничали, когда завыла сирена. Но люди своими глазами: через защиту невозможно перебраться даже таким страшным тварям, как волки. И они испытали чувство какого-то первобытного удовлетворения и тихого торжества над проявлениями внешнего мира.

Люди возвращались к своим кроватям и с наслаждением вытягивались в полный рост в еще теплых спальных мешках. У них было еще пять часов до рассвета, все вокруг них казалось таким надежным. Они ощущали себя в безопасности под охраной солдат и проволочной оградой. Можно спокойно заснуть. И увидеть какие-нибудь приятные сны.

И люди спокойно засыпали в своих палатках и ничто не могло им помешать, даже далекий вой, разносящийся на километры вокруг. Этот вой был заунывен и печален, как реквием на похоронах. Он высоко взлетал в чистое небо, слабо освещенное тусклым светом двух лун – спутников Лимбы, и разносился над лесом, не находя сочувствия и жалости. Это был вой отчаяния и боли, но люди не знали и не хотели знать об этом. Они лишь поудобнее устраивались в своих теплых постелях и погружались в сон с довольными улыбками на лицах. Люди тихонько шептали: «Скули, скули на здоровье, чтоб тебе пропасть». Им нечего было бояться. Этот вой они считали свидетельством превосходства своей силы над волками, и отчасти это было правдой…

Следующий день прошел гораздо спокойней. Батальон Ричардсона, сменивший людей Майкла Фапгера, с самого утра вывел в лес группу фермеров, косившим траву с раннего утра до трех часов дня, с перерывом на обед. В этот день коровы, овцы, козы и лошади получили большие порции свежего душистого сена. Не остались без внимания и свиньи. Куры склевали зерно, обогащенное витаминами и минералами и, в благодарность, выдали на свет первые яйца. Батальон Ричардсона вывела в лес бригаду Ферье и лес впервые услышал до тех пор неведомые ему звуки смерти собственных детей-деревьев – визг пил, стук топоров и глубокие предсмертные выдохи и скрипы падающих на землю лесных великанов.

Весь второй день продолжалась разгрузка первых двух транспортов, все свободное гражданское население, в основном, мужчины, переносило необходимое оборудование и снаряжение.