По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

К сожалению, эти природные лесные богатства южной Джунгарии в настоящее время беспощадно уничтожаются китайскими углепромышленниками, которые находят свой легкий промысел тем более выгодным, что цены на древесный уголь стоят в городах Притяньшанья всегда очень высокие.

Вышеописанной местностью мы ехали долго. Наконец, мы пересекли первый арык: он был сух, порос камышом и, очевидно, был уже запущен давно. Однако он все же мог предвещать нам скорый конец нашего чуть не сорокакилометрового перехода. И действительно, вскоре мы увидали развалины какого-то здания, за ними поля с колосившимся просом и, наконец, широким арык с быстро в нем бежавшей мутной водой. Здесь мы решили остановиться, хотя окрестности – безотрадный солонец, поросший тамариском и саксаулом, – и не представлял решительно ничего привлекательного. Но и то сказать – разве мы могли надеяться найти нечто лучшее в Южной Джунгарии, да к тому же в августе месяце? К сожалению, нам пришлось здесь дневать, так как новая пропажа трех лошадей, на этот раз действительно уведенных у нас, вынудила нас провести в бесплодных поисках чуть не двое суток. Я даже ездил к чиновнику, управлявшему оазисом Эр-дао-хо-цзы, для предъявления ему данных для обвинения в конокрадстве одного из местных поселян, на дворе у которого мы нашли ясные отпечатки русских подков; но это не повело ни к чему: чиновник не согласился даже принять нашу жалобу к сведению, предоставив нам разделываться с похитителем по своему вкусу и усмотрению! Не следует забывать, впрочем, что Джунгария, с самого момента присоединения своего к обширной территории Китайской империи, служит местом ссылки как для провинившихся или подвергшихся опале чиновников, так и для обыкновенных преступников, а потому случаи, подобные нашему, считаются здесь явлением настолько заурядным, что уже не обращают на себя ничьего внимания.

Положение, в котором мы очутились, оказалось тем более затруднительным, что в селении Чжан-чин-цза мы нашли одну только продажную лошадь, и вот, волей-неволей, для подъема нашего багажа нам пришлось прихватить трех быков, которые сопутствовали нам вплоть до Гучэна.

По милости этих быков 16 августа мы прошли всего только 12 км и, миновав селение Чжан-чин-цза, остановились близ небольшого пруда, на восточной окраине оазиса Эр-дао-хо-цзы.

Селение Чжан-чин-цза имеет крошечный и жалкий базар. Улицы его тесны и грязны, домишки убоги. Гарнизон, состоящий из 20 конных солдат, местится в каких-то жалких мазанках. Столь же мизерно и помещение их офицера. Зато тани здесь довольно опрятны и поместительны. Воду для питья селение получает из колодцев; для орошения же полей пользуется водой из арыков, которые в большом числе выведены из протекающей к западу от селения речки, вследствие чего последняя совсем истощена и вода в ней еле-еле сочится. Кроме китайцев, в Чжан-чин-цза живет и несколько семейств туркестанцев, как кажется, выходцев из Турфана.

17 августа, покинув оазис, мы вступили в каменистую степь. Картина давно нам знакомая: ни деревца, ни былинки… камень и камень… На несколько километров впереди виднеется широкая желтая лента пыльной дороги, и на ней ни души. Точно вымерла степь! Даже обычных обитателей подобной пустыни – вертлявых ящериц – и тех не видать! Душно…

Но вот мы приблизились к глинисто-песчаным нагорьям, и местность несколько оживилась. Появились: в кучи сложенный камень – указатель пути во время снежной метели, тощие пучки чия, кустики Enrotia ceratoides. Еще дальше показались развалины каких-то построек, среди которых одна оказалась даже приспособленной под кабак и харчевню; но, видно, пустыня эта не оправдала ожиданий предприимчивого китайца, так как на возвратном пути мы уже не нашли здесь шеста с красной тряпицей – обычной вывески таких заведений. Наконец, впереди показались ряды и отдельные группы деревьев, а вслед за тем мелькнула и полоса луга. Мы прибыли на речку Ло-тай, долина которой, известная своими каменноугольными копями, оказалась изрытой норками песчанки, самого распространенного и обыкновенного в южной Джунгарии грызуна.

Речкой Ло-тан начиналась с запада цепь оазисов, в административном отношении подчиненных цитайскому уездному начальнику и разграниченных небольшими пустошами, тоже когда-то бывшими под культурой, но теперь почему-то оставленными. Впрочем, на восток от Гучэна степь снова начинает преобладать, так что уже за селением Му-лэй китайские поселения встречаются не иначе, как отдельными хуторами, да и то разделенными обширными пространствами волнистой степи. Наиболее богатыми и плодородными участками этой части Бэй-лу следует считать западные оазисы – Джымысар и Сань-тай, хорошо орошенные и густо поросшие лесом. В особенности богат лесом оазис Сань-тай, который, как кажется, орошается арыками, выведенными из целого ряда речек, сбегающих сюда с Тянь-шаньского гребня; из них речка Ло-тай крайняя с запада, а Со-ца-хэ с востока.

В километре от речки Ло-тан мы натолкнулись на развалины не то города, не то буддийского монастыря, которые я, мало в то время знакомый с историей этого края, осмотрел, к сожалению, очень поверхностно.

Цин-хо-цюань – название ничего нам не объясняющее, и если бы случайно не удержалось здесь другого названия – Ло-тай, мы были бы в затруднении определить эпоху существования этого городка.

Ло-тай, конечно, испорченное тюрками слово Лунь-тай, о котором упоминали в своих записках как Чань-чунь, так и известный монгольский сановник Елюй Чутай[57]. На юг от него высится трехглавый Богдо, который в таких красноречивых выражениях описывается Чань-чунем. «Три пика вместе вонзаются в холода облаков! Окруженные падями и уступами, четыре отвеса высятся рядом! Снеговой хребет сопределен здесь небу, и никогда не достигнет его человек! Там озеро есть: в его ледяной (зеркальной?) поверхности отражается только солнце, простым же смертным оно почти недоступно (о нем есть поверье: если смотреться в него, то лишишься рассудка). Там утес есть, неприступный и крепкий: никогда гибельный меч не обрушится на того, кто сумеет укрепиться на нем. Там скопление вод: водой выступающих ниже источников орошаются яровые поля. Да, эта славная твердыня есть первая в Северных странах, и нет человека, который сумел бы изобразить ее на картине!»

Долину Ло-тай мы покинули 19 августа. За городищем Цин-хо-цюань потянулись уже более современные развалины фанз и пикетов, обязанные своим происхождением восстанию мусульман. Они тесно примыкали к маленькому, но чистенькому базарному местечку Сань-тай, населенному китайцами и таранчами. За Сань-таем потянулись сады, настоящие аллеи из мощных карагачей и изредка ив, но затем местность стала приобретать более пустынный характер, человеческое жилье снова сменилось развалинами, и мы, наконец, вышли в глинистую степь с чахлой растительностью. Ею шли долго, пока на горизонте не вырисовывались массивные стены старого Джымысара. Нам следовало обогнуть эти стены, чтобы добраться до высоких стен нового Джымысара, городка, не имеющего ныне ни торгового, ни стратегического значения и восстановленного из развалин, всего вероятнее, по традиции.