Акушер-Ха! - Татьяна Соломатина

(Смена дежурства)

— Юрьевна, пойдём покурим.

— Пойдём.

— Ты заказала Ивановой плазму?

— Да. Ты можешь просто курить. Всё уже обсудили на «пятиминутке».

— Хорошо… А Петрова как?

— Иди в жопу. Всё написано в истории.

(Подходит анестезиолог)

— Слышь, Юрьевна, родственники Сидоровой приходили?

— Ты тоже — в жопу!!!

Юрьевна скатывается кубарем на лифте в подвал — полминуты. Переодевается — две минуты. Ищет ключи от машины — полчаса. Выходит на улицу — тридцать секунд. Ищет машину — двадцать минут. Находит. На том же месте, на котором поставила вчера вечером. Садится. Пытается ехать. Понимает, что это — ручка переключения передач и её не надо держать, как «писчее перо». А пуговицу мужу на свитер опять не пришьёшь — инструмент забыла. Как они шьют без иглодержателя, эти женщины?! На светофоре засыпает. На следующем светофоре засыпает. На следующем светофоре засыпает. Каждый раз просыпается от звонка мобильного.

— Сегодня в пятнадцать ноль-ноль — клинразбор.

— Хорошо, Светланапетр-р-ровна.

— Ты подготовила рецензию?

— Да, Светланапетр-р-р-р-ровна.

— Всё как надо?

— Да! Светланапетровна!

Дом.

В ванной — засыпает.

Просыпается от звонка мобильного.

— Где плазма для Ивановой?

— Там же, где обычно, — в холодильнике. Спроси акушерку.

— Петровой твоей капать сегодня то вот, что…

— В истории записано!

— Слушай, к Сидоровой родственники приехали — отказываются платить за лекарство. Так что теперь — с тебя. Потому что из личных запасов было.

— Иди! В!! Жопу!!!

Выпивает кофе прямо в постели. Отрубается, сжимая в левой руке чашку. В правой — телефон…

— Да?!!

— Здравствуйте, Татьяна Юрьевна. Это я — Лена, ну помните, та, которая… У меня, по-моему, воды отошли… Вы не могли бы подъехать?..

Как же вы мне все дороги!

— Еду…

Не так давно, как кажется, и давным-давно, как оказалось, я работала акушером-гинекологом в родильном доме, входящем в состав многопрофильной клинической больницы.

Придя в эту профессию с неохотой, я втянулась и полюбила.

Меня учили, и я проникалась.

Нигде и никогда люди не раскрываются так, как перед лицом рождения и смерти.

Имея возможность со-радоваться и со-страдать, я осознала, что первое — приятнее. Но без второго об этом не узнаешь.

Вон та высокомерная девица за соседним столиком, к примеру, была когда-то просто испуганной девочкой, пришедшей на первый в жизни аборт. А злобная тётка за стойкой в гардеробной… Когда-то я гладила ей поясницу в родзале, хотя это не входило в мои профессиональные обязанности.

Обычные люди. Лишь врач знает, что это такое. И как это прекрасно — быть обычным человеком. Он знает, как вы устроены. Стоматолог — о ваших кариозных зубах. Гинеколог — об эрозии шейки матки. Гастроэнтеролог о гастрите. И это их не смущает. У них у самих кариозные зубы, эрозии и гастрит. И те же проблемы государственного масштаба, что и у вас, — неуправляемые дети, хреновые дороги, жидкие щи и мелкие бриллианты. Плюс ответственность. Де-юре и де-факто. Да, они кажутся вам чёрствыми. Но ведь и вы привыкаете к реалиям своей жизни. А для них человеческая боль — реалии. И она же — пятый круг распассов, при ставках на вист[62]— одна жизнь.

* * *

В том самом недавнем давным-давно одна милая девочка прекрасно родила. Её лицо сияло, несмотря на пережитые муки. Ещё бы — ведь ей на грудь положили только-только рождённое дитя. Она благодарила нас, и мы в очередной раз приобщились к чужому счастью. Ведь именно ради этого, а не ради денег, как может показаться, идут во врачебную специальность. Никто не становится писателем или космонавтом только ради денег. Нет, никто не сбрасывает со счетов мирское — в конце концов, врачи устроены так же, как вы. У них такой же желудочно-кишечный тракт, и он может простудиться без зимних сапог. Они радуются вашей благодарности. Ведь врачи большей частью всё ещё бюджетники. Да и у сотрудников частных клиник свои подводные камни. Нет-нет, я не плачусь на тяжёлое материальное положение. Среди хороших врачей много состоятельных людей. Просто я объясняю вам, когда врач доволен, а когда — счастлив. Улавливаете разницу?

Стоя рядом с этой девочкой — юной мамой, — мы были счастливы после бессонной ночи за неизменную зарплату. И она была счастлива. А потом наступило утро следующего дня. И один не очень опытный юный неонатолог написал на титульном листе детской истории болезни: «Сифилис под вопросом». И оставил на столе в ординаторской. Девочка зашла и увидела.

История болезни, история родов — документы для служебного пользования. Их может затребовать администрация, прокуратура и так далее, но в них не положено совать нос пациентам. Да. В данном случае ординатор был не прав. Один положительный РВ[63]ни о чем не говорит. Он должен был на-писать «РВ-положительный», но написал то, что написал. Это была ошибка, далекая от преступления.

Девочка впала в истерику. Повторный анализ показал, что все в порядке, и юную маму выписали домой вместе со здоровым ребёнком. Естественно, в поликлинику ушла документация, где был отмечен один положительный РВ.

Спустя некоторое время нас — акушера-гинеколога, принимавшего роды, неонатолога и ещё нескольких персонажей вызвала к себе начмед. Её посетил адвокат с исковым заявлением за моральный ущерб. Адвоката привела мама нашей юной роженицы. Мы обвинялись во всех грехах — в том, что у девочки пропало молоко «на нервной почве», в том, что мы «сделали сифилитика из нормального ребёнка», в грубом отношении персонала, в том, что анестезиолог «ударил её по лицу прямо в родзале», и ещё в каких-то нелепицах.

— Вы понимаете, что дело бесперспективное? — спросила адвоката начмед.

— Понимаю, — вздохнул адвокат. — Я уговаривал истицу отказаться от решения вопроса подобным образом. Всё это бездоказательно и вымотает всех участников. Но она настроена решительно, и я, как платный наёмник, буду отстаивать их интересы до победного. Хотя я объяснил истице, что гонорар мне необходимо будет выплатить при любом исходе дела.