Сон без пробуждения - Наталия Антонова

– Вы что, с ума сошли?! – забеспокоился Шура. Он запихнул в рот последний кусок торта, запил его чаем и отскочил к двери.

– Держи его! – воскликнула Мирослава и бросилась догонять Наполеонова.

Шуре совсем не хотелось на улицу из теплого помещения, поэтому он помчался вверх по лестнице, надеясь укрыться от преследователей в своей комнате.

Однако у Мориса были слишком длинные ноги…

Шуру догнали, стащили обратно вниз и поволокли в прихожую.

– Нарушение прав человека! – завопил он.

– Вспомнил, – угрожающе проговорил Морис.

– Нет, ну вы и впрямь сдурели, – изо всех сил отбивался Наполеонов.

Мирослава распахнула дверь. Холод тотчас затек в прихожую.

– Все скажу! – заорал Шура, – отпустите!

– Не хочешь на улицу? – чуть ехидно, но с абсолютно невинным видом поинтересовалась Мирослава.

– Нет, – Шура замотал головой.

– Ну, что с ним делать?

Морис в ответ пожал плечами.

– Вспомните о законах гостеприимства, – отдышавшись, воззвал к милосердию Наполеонов.

– Ты слышал что-нибудь о таких законах? – спросила Миндаугаса Мирослава.

– Вроде бы, да…

– Нельзя мять человека после еды, – наставительно произнес Шура.

– Пожалуй, он прав, – глубокомысленно произнес Морис.

– Еще как прав! – поспешил закрепить свое положение Шура.

Переглянувшись, хозяева подхватили гостя под руки, за ноги и поволокли обратно на кухню.

Бережно опустив Шуру на стул, перед ним поставили еще одну чашку чаю.

– Говори! – приказала Мирослава.

– Ну, вы, ребята, точно с приветом, – вздохнул Шура, – надо же такое вытворять!

– Рассказывай! – напомнила Мирослава.

– Да что рассказывать?!

– Про экспертизу.

– Заладили одно и то же!

– Что там Незовибатько?

– Работает, – Наполеонов расплылся в широкой улыбке, – уже перебрал все нецензурные русские и украинские слова. Перешел на польские.

– Он что, еще и польский знает?

– А как же! Его прабабка по материнской линии из Львова.

– Ты что-то говорил про Полтаву…

– В Полтаве у него корни с отцовской стороны.

– Понятно…

– Когда будут результаты?

– Скоро должны быть, – Шура засмеялся, – он только три языка знает. Переберет польские и выдаст результат.

– Остроумно! – воскликнула Мирослава. – Между прочим, я тоже знаю по-польски…

– Да ну?! – присвистнул Шура.

– Квяты.

– Что?!

– Цветы по-польски.

– Или вот, например, яскулка…

– Это еще что такое?!

– Ласточка по-польски…

– Все! – Шура вскочил со стула, – я пошел спать.

– Так еще же рано!

– Лучше раньше, – буркнул Шура, – чем после того, как вы меня с ума сведете.

– Ну, иди, иди, соня…

– Между прочим, – огрызнулся Шура, – у следователя…

– Вечный недосып, – перебила его Мирослава.

– Вот именно! Не то, что у вас работа: хочу – работаю, хочу – нет. – Тут Шура, чтобы оставить за собой последнее слово, пулей вылетел из кухни и закрыл дверь. Поднимаясь наверх, он слышал, какой хохот стоит за его спиной.

Наполеонову почему-то показалось, что он слышит даже… смех кота.

– Ладно, пусть пользуются бесплатной смехотерапией. Шура добрый, – проворчал Наполеонов себе под нос.

Не сомневаясь в своей правоте, Наполеонов завалился спать в девять вечера и проснулся только в семь утра.

Позавтракав, Наполеонов покинул гостеприимный дом Волгиной, пообещав позвонить, как только появятся результаты экспертизы.

По подсчетам Шуры, тетя Рая должна была уехать еще вчера, следовательно, он мог ночевать дома.

Рисковать Наполеонов не стал, в конце дня он набрал номер своей квартиры.

– Алло! – раздался голос Софьи Марковны.

– Мамочка! – завопил Шура в трубку.

– Шурочка! – обрадовалась Софья Марковна, – ты вернулся?

– Почти, – осторожно отозвался сын.

– Что значит почти?!

– То, что я в пути…

– Когда будешь дома?

– Скоро, мамуля. Как твои дела?

– Как всегда, хорошо, – ответила явно что-то заподозрившая Софья Марковна.

– Я так расстроен, что не смог повидать тетю Раю, – продолжал зондировать почву Наполеонов.

– Она тоже.

– Твоя подруга уехала, даже не попрощавшись, вздохнул Наполеонов.

– Шура! Как она могла попрощаться, если даже не поздоровалась! Что ты мне морочишь голову! Мне ждать тебя сегодня к ужину?

– К ужину не знаю, но ночевать приду точно, – ответил Шура, с трудом скрывая охватившую его радость.

– Знаешь, Шура, – сказала мать.

– Что? – насторожился Наполеонов.

– Подозреваю, что ты и не очень стремился увидеть тетю Раю.

– Мамочка, ну что ты! – перебил ее Шура, – откуда такая подозрительность?

– Не забывай, что я мать следователя, – напомнила Софья Марковна.

– Да уж, – вздохнул Шура, – целую. До вечера, – и повесил трубку.

Капитан поднялся со своего места и подошел к окну.

Небо за окном было искренне голубым. Настолько искренне, что Наполеонов был готов поверить в скорый приход весны. Но огромные сугробы и деревья, по колено утопающие в снегу, противоречили обещаньям голубого неба. Запорошенный снегом фонтан вообще безмолвствовал. А Шура так любил весенне-летнее воркование его трепещущих струй! Как часто в теплое время года он любовался отражением радуги на хрустальных крыльях взмывающего вверх каскада…

– Любуемся красотами природы? – пробасил за спиной капитана Незовибатько.

Эксперт, как всегда, ввалился в кабинет следователя без предупредительного стука в дверь. К тому же, огромному Незовибатько удавалось появляться абсолютно неслышно.

– Афанасий Гаврилович, – притворно вздохнул Шура, – вы случайно в прошлой жизни котом не были?

– Кем-кем? – хмуря брови, переспросил Незовибатько.

– Котиком, – промурлыкал Шура, – мяу-мяу, мур-мур…

– Так, понятно, – констатировал Незовибатько, – вчера вечером был в гостях и объелся сметаны.

– Чаю обпился, – признался Шура.