Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!» - Максим Марголин

Так вот, к слову, о «справных мужиках»…

«Выписка из протокола допроса Сергеева Сергея Игнатьевича 28 июля 1945 года. 12.00. старший следователь отдела ББ (борьбы с бандитизмом. — Примеч. авт.) УНКВД Бобруйской области ст. лейтенант Омельяненко.

(Вначале допрашиваемый — бывший начальник полиции Глусска — рассказал о расстреле 800 евреев 5–6 декабря 1941 года. — Примеч. авт).

— Скажите, у вашего помощника из полиции Кулешевского Михаила Яковлевича в начале войны находились ли на воспитании трое еврейских детей, которых он взял воспитывать у еврея, своего соседа? Если да, то где эти дети находились во время оккупации Глусского района немцами?

— Да, такой случай имел место. После расстрела 800 евреев в местечке Глусск 5–6 декабря 1941 года, не знаю, какими судьбами, уцелело 8 еврейских детей, сколько девочек и сколько мальчиков, не помню. Они были в возрасте от 3 до 12 лет. Так же не знаю, какими судьбами эти дети евреев попали в русские семьи граждан местечка Глусск. Помню, что 2 девочки исключительной красоты в возрасте 6–8 лет находились в доме моего помощника Кулешевского М. Я., двое детей находились в доме Александра по фамилии Петриковец, остальные у кого находились — не вспоминаю. Тогда ко мне кто-то из граждан, у кого находились эти еврейские дети, обратился за справкой, нельзя ли записать их в свою семью? Так как я сам не мог на это ответить, я обратился за разъяснением к начальнику орт-комендатуры майору Бителю, он мне ответил — нельзя и предложил их всех учесть. Это его распоряжение я выполнил — отдал приказ своему писарю Соколовскому Андрею Васильевичу переписать их всех. Дети оставались у граждан. Примерно числа 20–25 декабря 1941 года я получил распоряжение начальника гестапо лейтенанта Кильпа собрать этих детей у костела на валах и расстрелять их. Это распоряжение лейтенанта Кильпа я выполнил.

Через полицейских я сообщил гражданам, у кого находились эти дети, чтобы они их привели в управление полиции. Граждане сделали это. Двух девочек, которые находились в доме Кулешевского, привел он сам.

Для выполнения расстрела этих детей я выделил группу полицейских: я сам, моего помощника Кулешевского М. и полицейских — Товстик Евстрата, жителя деревни Козловки Первые, Чернушина Куприяна, жителя деревни Жолвинец, Новицкого Федора, жителя местечка Глусск, Брюченка Флора, жителя местечка Глусск и Чугайло Владимира, жителя деревни Поречье Октябрьского района, проживал в собственном доме в местечке Глусск.

Примерно в 16 часов дня мы взяли этих детей и повели к костелу на валах. Малышей из них полицейские несли на руках. Прибыв к намеченному месту расстрела около костела на валах, там мы нашли уже готовую вырытую яму. Кто ее вырыл, не знаю, но полагаю, что по распоряжению гестапо это сделал начальник городского управления Головченко Сергей. Тогда я обратился к присутствовавшим на месте расстрела вышеперечисленным полицейским со словами: „Хоть и жаль, но выполнять приказ надо. Кто желает производить расстрел?“ Изъявил согласие Чугайло Владимир, просился и полицейский Брюченок Флор, но Чугайло В. его оттолкнул, утверждая, что тот не сможет. Поэтому всех восемь детей евреев расстрелял Чугайло Владимир сам в нашем присутствии. Расстрел производили так: полицейский Брюченок Флор подводил, а малышей-детей подносил к яме, ставил их на краю ямы лицом к яме, а Чугайло Владимир расстреливал их из винтовки в затылок на расстоянии 5–6 метров. Таким порядком по одному были расстреляны все восемь детей евреев.

Все остальные вышеупомянутые полицейские, я и мой помощник Кулешевский М. стояли там же, около ямы. Случаев побега детей или сопротивления не было. После расстрела всех полицейский Брюченок Флор снял с одного расстрелянного ребенка теплое пальто детское для своего ребенка. Я не возразил ему. Яму с расстрелянными трупами детей зарывали полицейские: Новицкий Федор и Брюченок Флор. Две лопаты для этих целей мы захватили из управления полиции, когда взяли детей на расстрел…»

12 апреля 1961 года двадцатисемилетний летчик-истребитель советских ВВС Юрий Гагарин стал первым человеком, увидевшим Землю из космоса. Восхищенное человечество с изумлением и трепетом разглядывало симпатичное улыбчивое лицо молодого русского майора на десятках миллионов газетных и журнальных страниц.

На фоне этого, без всякого сомнения, выдающегося события судебный процесс, продолжавшийся в Риге уже более месяца, казался скучноватым и малоинтересным. Судили девятерых бойцов и офицеров 18-го латышского полицейского батальона.

Первым в списке обвиняемых шел старший лейтенант Янис Бумберс, кадровый офицер латвийской армии, который с приходом немцев без тени сомнения встал под знамёна рейха, чтобы бороться с коммунизмом. Борьба с означенным политическим учением привела двадцатитрехлетнего офицера в полицейский батальон номер 18. Там он стал командиром роты, а закончил свою военную карьеру в рядах латышского эсэсовского легиона уже командиром батальона, заслужив Железные кресты первой и второй степени, медаль «За боевые контратаки», серебряную медаль за ранение, а также специальный нагрудный знак за борьбу с партизанами на территории Белоруссии.

Сформированным в Риге в 1941 году 18-м полицейским батальоном командовал майор Рубенис, его заместителем был Эрцумс, слабостью которого было произнесение торжественно-зажигательных речей перед каждой акцией. Его страсть к речам пригодилась, когда в 1942 году батальон перебросили в Белоруссию, где он принял активнейшее участие в жестокой и беспощадной войне против белорусских партизан и особенно в истреблении мирного населения. Согласно указаниям военного и политического руководства рейха, эта борьба должна вестись только на уничтожение и пощаде не подлежал никто. А латышские полицейские умели исключительно ревностно выполнять приказы.

В семидесяти километрах от Барановичей, между Гродно и Брестом, находится небольшой белорусский городок Слоним. К началу второго лета войны в его гетто проживало около трех тысяч евреев. Вне всякого сомнения, терпеть такое положение далее было совершенно невозможно — более года эта территория входит в состав тысячелетнего рейха, а евреи ещё живы! Единственное, что хоть как-то может оправдать подобную нерадивость, так это заброшенность этого убогого, всеми позабытого местечка. Именно туда и был послан 18-й латышский полицейский батальон, чтобы Слоним тоже стал «юденфрей», так же, как и десятки городков и местечек Латвии.

Неподалеку от Слонима на Петравлическом холме вырыли огромную яму, к которой и сгоняли с криками, бранью и пьяным хохотом обитателей еврейского гетто. У ямы раздевали догола, отбирали деньги и ценности, у живых людей припасенными заранее молотками или просто прикладами споро выбивали золотые коронки. Янис Бумберс отмечал на суде, что он не только следил, как он выразился, за общим порядком, но и за тем, чтобы полицейские не перестреляли друг друга. Среди пьяных расстреливателей периодически вспыхивали жестокие драки: борцы против сталинского тоталитаризма не могли поделить сорванное с пальца золотое кольцо или только что выломанные изо рта золотые зубы. Жадность и злость нервных карателей были столь сильны, что они того и гляди могли начать пальбу друг в друга.