Имперский городовой - Александр Сухов

– Да, все-таки велика сила материнской любви, – выслушав рассказ юноши, констатировал Вельмир.

– Ага, особенно в сочетании с женским коварством, – согласился Зенон.

На что маг, усмехнувшись, сказал:

– На самом деле, Зен, женское коварство – суть вещь, изобретенная нами, мужиками. Дело в том, что среднестатистическая дама в силу физиологических особенностей своего организма мыслит чем угодно, только не мозгами, отчего часто совершает абсолютно нелогичные поступки с точки зрения мужской логики. Поэтому мы, мужчины, как существа рациональные, склонны ошибочно предполагать, что, так же как и мы, все представительницы слабого пола являются существами рациональными. Таким образом, банальная женская глупость, благодаря нашим заблуждениям необоснованно превращается в утонченное коварство. Иными словами – бабы думают одно, говорят другое, а делают третье, да еще верещат о своих любовных приключениях на всю округу...

Вельмир так увлекся собственной обличительной речью, что невольно перешел на излишне пафосный тон, но, поняв это, резко осекся и виновато посмотрел на соседа, мол, наболело, извини.

– И кто ж это тебя так достал? – с ехидной ухмылочкой спросил Зенон, определенно догадываясь, кого имеет в виду его приятель.

– Да ладно, – махнул своей широкой дланью маг. – Проехали. Лучше расскажи, что ты думаешь о странном эльфе, предложившем Ларе Смола немыслимые деньжищи за ее бессмертную душу, точнее, за вместилище разума – тут уж с какой стороны глянуть.

В ответ Зенон пожал плечами:

– Извини, друг, но позволь задать тебе вопрос. Кто у нас специалист в области трансцендентных явлений? Ты? Или я? Поэтому уж лучше ты растолкуй бестолковому, что все это значит. Кстати, тебе удалось выяснить, что означает загадочная фраза «шаати сома ньядль»?

Вельмир, ухмыльнувшись, съязвил:

– А ты у нас прям настоящий лингвист – такую заковыристую галиматью до сих пор в голове держишь. – Но тут же перешел от игривого тона к серьезному: – Представь себе, узнал. Правда, для этого мне пришлось побеспокоить одного столичного профессора, поскольку никто из моей группы никогда не занимался изучением языка, на котором общались между собой древние дариды...

– ...опа!.. этих нам еще тут не хватало! С какой это стати монстра угораздило болтать на даридском? К тому же, откуда вообще кому-то известен этот язык? Насколько мне помнится, дариды сгинули практически бесследно более сотни тысячелетий тому назад. Они что, оставили после себя граммофонные пластинки или магнитофонные записи?

– Нет, уважаемый, – серьезным тоном, будто не замечая явной иронии, заговорил маг, – пластинок и магнитофонных лент от даридов не сохранилось. Да и какие носители информации могли бы уцелеть за столь долгий срок. Однако теперь мало кому известно, что в Алайских горах, что на севере Кабрии, существует одна премиленькая пещерка, на стенах которой время от времени появляются огненные символы, параллельно со звуковым сопровождением. Лет пятьсот назад, когда она еще только была обнаружена, вся передовая общественность Ультана возлагала на эту находку большие надежды, поскольку огненные знаки являлись не чем иным, как даридской письменностью, а звуки – соответствующим фонетическим сопровождением, точнее, символы были в некотором роде субтитрами записанной неведомым образом речи. Однако очень скоро массовая эйфория по поводу загадочной находки немного поутихла. Ученые выяснили, что огненные символы и загадочные звуки не являются никакими откровениями и, по сути, не содержат полезной информации. Единственной пользой, которую удалось извлечь из находки, стало то, что ученым-лингвистам удалось воссоздать, казалось бы, навсегда утерянную речь канувшего в Лету пранарода. И все-таки это открытие имело скорее чисто академическое значение, нежели практическое, так как любителей поболтать на даридском на всем Ультане набралось не так уж и много. Постепенно о забавной находке стали забывать. Загадки фонетических особенностей даридского языка если кого-то и волновали, то это были исключительно субъекты, фанатично преданные науке. Именно таким фанатиком в наше время является мой старинный приятель профессор Лесх. Благодаря его воистину энциклопедическим познаниям в области палеофилологии удалось расшифровать загадочную фразу: «Шаати сома ньядль». Скажу тебе, что доктор Лесх был просто вне себя от восторга и все расспрашивал меня, где и при каких обстоятельствах я мог услышать эту фразу, но я не стал понапрасну беспокоить старикана и на лету придумал правдоподобную историю о том...

До сознания Зенона потихоньку начало доходить, что его чересчур мудрый сосед в настоящий момент попросту над ним издевается. Сейчас он еще целых полчаса будет разглагольствовать о том, каким образом ему удалось навешать парочку килограммов лапши на уши бедного филолога.

– Все, Вель, хватит изгаляться! – громко воскликнул он. – Прости, больше не стану оспаривать твоих глубокомысленных постулатов. Только избавь меня от излишних подробностей. Говори, не томи, что же все-таки означает эта чертова фраза?!

– То-то! – Вельмир вознес над головой указующий перст. – В следующий раз воздержишься от едких замечаний насчет граммофонных пластинок и магнитофонных лент, иначе получишь очередную порцию избыточной информации. Короче, «Шаати сома ньядль» означает: «Все вы обречены...»

– Все вы обречены? – автоматически переспросил Зенон.

– Совершенно верно, мой юный друг, перед тем как сгинуть в пламени полной аннигиляции, тварь произнесла именно эти слова, если Лиин Чаханги ничего не перепутала, конечно. Но это вряд ли – у вампиров очень тонкий слух и отличная память, а ваш подполковник к тому же относится к касте высших. Поэтому у нас нет никаких оснований сомневаться в ее словах. Отсюда сразу же возникает целая куча вопросов, загадок, ребусов, главный из которых, сам понимаешь какой.

– Что имела в виду демоническая личность и почему она говорила на языке даридов? – спросил гордый от своей сообразительности Зенон.

– Вообще-то, это не один, а два вопроса. Хотя ответить на второй совершенно несложно. Демон хотел, чтобы его поняли, но иного языка, кроме даридского, он еще не успел выучить. Это наводит на мысль, что незваные визитеры уже имели какие-то общие делишки с народом, проживавшим на Ультане сотню тысячелетий тому назад... – Чародей вдруг осекся и на какое-то время замолчал, но вскоре восторженно воскликнул: – Интересно, интересно! А ты, Зен, малый не промах – сам-то я во главу угла сначала поставил первый вопрос, но оказывается из, казалось бы, ничего не значащего факта вытекает целый куст различных вопросов! Да что там куст – здоровенное дерево! – Вельмир обхватил ладонями голову и, закрыв глаза, задумчиво произнес: – Даридский. Даридский. Черт возьми, почему же все-таки даридский, а не какой-нибудь другой? Судя по тому, что рассказала тебе во сне Лара Смола, зомбированный эльф вполне свободно изъяснялся на общеультанском.

– Тут и голову ломать нечего, – с умным видом заявил Зенон. – Эльф успел выучить общий, а вновь внедренный демон из всех наречий Ультана знал только язык даридов. Отсюда вывод – либо он сам, либо кто-то из его предков общался с представителями вымершего народа.