Любовью спасены будете... - Андрей Звонков

Наконец старший вернулся из отпуска. Герман написал заявление, свез его в кадры и в первых числах июля, запасшись бензином и наложив съестных припасов, белья и постель для себя, загнал Динку на заднее сиденье и выехал на поиски жены и дочери.

Не торопясь рано утром в будний день он проскочил через Москву и уже к восьми часам въезжал в Коломну, медленно, разглядывая древние башни, проехал мимо остатков Коломенского кремля, потом мимо железнодорожного и автовокзалов, потом через Оку, поражаясь шириной и мелями… А потом, уворачиваясь от трейлеров, гнал до Луховиц. Динка, настырная, перелезла на переднее сиденье, села и, когда Герман притормаживал, упиралась лапой в приборную доску. Благополучно миновали посты ГАИ, перед самой Рязанью заехали на заправку, и, несколько раз останавливаясь, Герман спрашивал, как ему выехать на дорогу на Касимов. Всякий раз ему добросердечные горожане показывали в разные стороны. Уставший и злой, он выбрался на окраине Рязани к огромному мосту через Оку и увидел транспарант: «ВЛАДИМИР, ГОРЬКИЙ, КУЙБЫШЕВ, КАСИМОВ». Потеряв два часа в городе, он наконец вырвался на нужную ему дорогу.

В Матурове он притормозил у дома бабушки Марфы, несколько минут смотрел на зашторенные окна и двинулся дальше, в поисках хоть одной живой души, чтобы разузнать дорогу до озера. Интуитивно он понимал, что ему лучше всего дорогу узнавать у мужиков. Медленно он удалялся от села, впереди показался велосипедист. Герман остановился, вышел из машины и замахал руками, прося остановиться.

Мальчишка лет четырнадцати остановился. Динка высунула голову из окна машины и требовательно гавкнула пару раз. Герман спросил, как проехать к озеру. Мальчишка объяснил:

– Вот по дороге, до второго поворота, там на Сбитнево, указателя нет, но у поворота стоит ржавый тракторный остов, не ошибетесь, а там до Сбитнева тридцать километров, а от деревни через лес только пешком.

Герман поблагодарил. И, уже садясь в машину, услышал:

– Если вы на рыбалку, то избушка занята! – Мальчишка вскочил на велик и погнал дальше.

Черт! Все всё про всех знают! Ну как тут что-нибудь удержать в секрете?

Солнышко жарило асфальт, сушило лужи. Дорога шла меж полей, а впереди вырастала темная громада леса. Герман петлял между выбоинами, да что их тут бомбили, что ли? Он крутил рулем, притормаживал, когда ямища занимала всю дорогу, нырял и выныривал… «Москвич» кряхтел рессорами, Динка свалилась на пол и, уже не пытаясь залезть обратно на сиденье, свернулась калачиком. В нескольких местах на асфальте отчетливо виднелись следы гусеничных тракторов. А почти у самого Сбитнева он уперся в медленно ползущий трелевочник с прицепленными стволами мачтовых сосен с опиленными верхушками. Герман полз следом, пока водитель трелевочника не заметил в зеркальце его москвичок и не принял чуть в сторону к обочине. Герман, круша оставшиеся от верхушек щепки, ринулся на обгон. Деревню он не помнил, но они не похожи друг на друга. Сбитнево, в отличие от кирпичного более чем наполовину Матурова, было сплошь деревянным. Огромные двухэтажные терема и низенькие избушки, заборы от достатка, низенький штакетничек или высоченный дощатый, с массивными воротами. Асфальт только до центральной усадьбы, дальше раскисшая от дождей глина.

Приметив около усадьбы курящего мужичка, Герман подошел. Мужичок вопросительно поднял глаза. Герман поздоровался.

– И вам не болеть, – ответил тот.

– Как мне к озеру проехать?

– Никак к нему не проехать, – ответил мужичок. – Вчера дождь прошел, дороги нет. Вот подсохнет, тогда можно попытаться по просеке, сколько получится. Но она заросла.

– А куда ж мне машину девать? – Герман озадачился. Тащить все барахло на себе ему не улыбалось.

– Можно тут вот поставить, а если опасаетесь чего, так можно и ко мне во двор загнать. А вам, если не секрет, зачем на озеро?

– Да какой секрет? У меня там жена с дочерью живут.

– Вот, значит, как? – Мужичок привстал, протянул руку. – Будем знакомы. Воробьев Михаил Матвеич.

Герман представился. Воробьев, уважительно глядя, спросил:

– А что ж они там? Дочка-то ваша вроде как беременная?

– Беременная, – ответил Герман и впервые пожалел, что не начал курить. Очень ему сейчас не мешало в разговоре так же делать паузы, затягиваясь.

Мужичок помолчал, а потом снова спросил:

– А муж-то где, или в разводе?

– Муж погиб, – ответил Герман, – осенью.

– Ох ты, – посочувствовал Воробьев, – в Афганистане?

– Нет. В аварии, он врачом работал на скорой. – Герман сам не понимал, к чему весь этот разговор, но не отвечать не мог. Воробьев-то расспрашивал, понятно, от праздного любопытства, но сочувствовал, и за то было ему спасибо.

– А то у нас в деревне двое уже не вернутся с войны. – Воробьев плюнул в ладошку, загасил окурок и спрятал его в карман, а ладонь вытер о штаны. – Такие вот дела. Ну что ж, давайте машинку ко мне во двор, а сами идите к озеру.

– Так у меня ж еще вещи. – Герман озабоченно нахмурился.

– Ну так и что ж, что вещи. Васька вечером приедет и на мотоцикле перевезет к вам все. Так что можете не беспокоиться. Мотоцикл не машина. – Герман удивленно смотрел на Михаила Матвеевича. С чего бы это такое участие? – Так вы езжайте за мной, тут недалеко.

Герман загнал показавшийся сразу маленьким «москвич» на широкий воробьевский двор, открыл багажник, упаковал в рюкзак самое необходимое, оставив в узле постельное белье да ящик мясных консервов в багажнике. И, закинув на одно плечо рюкзак, попрощался с хозяином, предложив денег за постой машины.

Воробьев отказался, а вместо этого сказал:

– Супруге вашей благодарность передайте. Так что денег с вас я не возьму.

– Да за что же? – Удивлению Германа не было предела.

– Ну это вы у нее узнаете, – засмущался Михаил Матвеевич, – а только спасла она весь колхоз. А остальное вечером Васька привезет, – перевел он тему.

– Васька – это сын? – спросил Герман уже у калитки.

– Почти. Жених моей Любочки. Ей еще шестнадцатый год идет, но они уж сговорились, обормоты. Ваське осенью в армию. Как вернется – поженим их.

Герман шагал через лес, что начинался сразу за деревней. Динка держалась поблизости, иногда отбегая, чтобы понюхать то там, то сям. Хорошо, догадался взять резиновые сапоги, подумал Герман. Они помесили глину изрядно, пока не вышли на относительно сухую просеку, потом вместе ополоснули сапоги и лапы в неглубокой луже, из которой Динка сразу же нахлебалась мутной воды.

Герман пожалел, что не взял корзину под грибы. То тут, то там виднелись шляпки подберезовиков и белых. Он не удержался и несколько штук срезал в полиэтиленовую сумку. Он снял и засунул под клапан рюкзака кожанку, оставшись в одной рубашке и джинсах. И, пока шел к просеке, чертыхался: одолевали комары и слепни. Но чем ближе он подходил к озеру, тем меньше становилось и тех и других. Герман удивлялся: ну слепни понятно, деревня далеко, а они все-таки держатся поближе к скоту, но комары? Ведь вот и болотца, и ручьи, и само озеро с заболоченным дальним берегом, уж тут-то комарья должно быть вдоволь! Герман присел на поваленное дерево, вытащил из кармана рюкзака транзистор, покрутил настройку, выловил «Маяк». Динка устроилась рядом, тяжело дыша и свесив набок длинный плоский язык.