Проклятые легионы. Изменники Родины на службе Гитлера - Олег Смыслов

Но уже в ноябре на сторону партизан перешло около 600 человек. Риль был отстранен от должности и арестован. Так перестала существовать РННА. Эксперимент не удался.

Личный состав переодели в немецкую форму и переформировали в 700-й добровольческий полк. Сначала он участвовал в боях с партизанами в районе Шклова и Могилева, а в 1943 г. был переброшен во Францию.

В конце августа 1942 г. капитан Штрик-Штрикфельдт приехал в Берлин:

«Так называемый штаб русских сотрудников отдела Военной пропаганды (ВПр) ОКВ находился на Викториа штрассе 10, в помещениях отдела, но за замками и запорами. Решетки на окнах, убогие деревянные топчаны, на них мешки с соломой. Запрет выхода в город. Вечером запирались и двери комнат. Я был потрясен: значит, даже ОКВ в Берлине не смог добиться для своих работников ничего лучшего. Скудную еду приносили ежедневно из какой-то столовой на Потсдамер-плац, а солдаты из охраны часто добавляли кое-что из собственного пайка. Чтобы несколько улучшить питание русских. Они считали, что тот, кто работает с нами, должен быть, по крайней мере, сыт. Не были ли они лучшими политиками, чем их высокое начальство?

Старший лейтенант Дюрксен дружественно встретил меня. Моим непосредственным начальником стал капитан Гроте. Начальником отделения ВПр/IV, к которому принадлежали Гроте и Дюрксен, а теперь и я, был полковник Марти».

Капитан Николай фон Гроте происходил из балтийских немцев. По профессии журналист, он с началом войны стал сотрудником отдела армейской пропаганды (ВПр).

Старший лейтенант Дюрксен был чистокровным немцем. Именно он по приказанию отдела пропаганды ОКВ был командирован в ОКХ с целью уговорить Власова подписать листовку, которую Гроте должен был размножить и организовать ее «распространение» за линией фронта. Идея была такова, что если эта листовка увеличит число перебежчиков, то, значит, ОКХ и отдел пропаганды не зря едят свой хлеб. Эта листовка и стала для Власова дорогой в Берлин.

Еще до приезда Дюрксена полковник фон Ронне спрашивал Власова:

– Готовы ли вы подписать обращение к Красной армии, призывающее солдат прекратить сопротивление и переходить на германскую сторону?

Сначала Андрей Андреевич категорически отказался. Но это диктовала не его совесть. Это был трезвый расчет. Ведь был уже меморандум – первый шаг.

А Ронне продолжал упрашивать Власова:

– Вы поймите, без явных успехов трудно заставить начальство согласиться на следующий шаг. Этот явный успех в глазах высшего командования был бы очевиден из роста числа перебежчиков после вашего призыва к красноармейцам.

– Они будут переходить и без моего призыва нарушить свой долг, – немного помолчав, заметил Власов.

Возможно, Власов боялся продешевить. Ему все же не хотелось быть на уровне простой уличной проститутки. Нужно было поломаться.

После Ронне к уговорам Власова приступил Штрик-Штрикфельдт:

– Генерал, ваше обращение нужно нам, чтобы доказать политикам, что офицеры и солдаты Красной армии готовы слушать вас и следовать за вами, как за русским и патриотом. Когда они это поймут, мы приблизимся к нашей цели. А до тех пор, дорогой Андрей Андреевич, нам не остается ничего иного, как идти тернистым путем борьбы против Сталина и против…

– Против этих слепых идиотов вокруг Гитлера.

– Совершенно верно!

– Здесь все совсем иначе, чем в Москве! Вы берете на себя ответственность и действуете по вашей совести. Такое у нас немыслимо. Малейший намек диктатора – и все падают ниц.

– Так вы поможете нам? – спросил Вильфрид Карлович.

Власов попросил сутки на размышление, и первая листовка появилась. Текст был составлен Боярским и дополнен Власовым.

Штрик-Штрикфельдт вспоминал: «В своем заношенном обмундировании военнопленных с большими буквами „SU“ на спине русские „сотрудники“ ОКВ могли выходить в город лишь строем в сопровождении конвоя. Власов отказался участвовать в этих „прогулках“ для увеселения гуляющих в Тиргартене берлинцев. Он оставался в своей комнате.

Время от времени этих „сотрудников“ привлекали некоторые министерства для консультаций, в качестве знатоков по различным специальным вопросам (например, по сельскому хозяйству). Из этого сама собой возникла необходимость в ослаблении их изоляции. Мы решили, прежде всего, добыть гражданскую одежду и улучшить общие условия жизни и работы пленных».

Здесь на Викториа штрассе Власов знакомится с Мелентием Александровичем Зыковым. По словам самого Зыкова, ему тогда было 40 лет. О своем прошлом он рассказывал достаточно много. Но всегда по-разному. Сначала он представлялся как Мелентий Евлампиевич, а чуть позже вдруг стал Мелентием Александровичем.

Во время Гражданской войны Зыков якобы был комиссаром, что на самом деле вызывает большие сомнения. После Гражданской он работал литературным критиком, преподавал в Москве в институте имени Герцена и публиковал статьи о русской литературе XVIII века. Он же говорил, что в качестве журналиста сотрудничал в «Известиях» при Бухарине. А став зятем наркома просвещения А.С. Бубнова, Зыков сблизился с Николаем Ивановичем Бухариным, став марксистом до мозга костей.

По словам Зыкова, Сталина он ненавидит за тот еврейский погром, который Сталин учинил в ЦК ВКП(б), в НКВД и в правительстве. После ареста и расстрела Бухарина Зыков сам загремел в лагерь. Лишь война спасла его. Он попросился на фронт и вскоре стал батальонным комиссаром. Мало что известно и о том, как Зыков попал в плен к немцам. Вроде бы он сдался под Батайском Ростовской области в 1942 г.

В плену он успел написать меморандум о политическом аспекте военных действий и его якобы заметил сам Геббельс.

Мелентия Александровича выдавали типично еврейские черты лица и упорное нежелание пользоваться общей баней. Он очень много говорил, и, по воспоминаниям участников «Власовского движения», относиться к его словам с абсолютным доверием было нельзя, потому что неизвестно, что придумывал про себя сам Зыков, а что напутали авторы воспоминаний. Однако все были убеждены, что он – еврей. По одним данным его настоящая фамилия – Мосивич, по другим – Вольпе (известный литературный критик).

И тем не менее личность Зыкова до сих пор остается таинственной.

По мнению Штрик-Штрикфельдта, он был человеком подкупающего ума и исключительно обширных знаний. Однажды Власов спросил:

– Сумеем ли мы сохранить Зыкова в штабе, поскольку он, видимо, еврей?

– За безопасность Зыкова поручился Гроте, которому подчиняется «штаб русских сотрудников». Но когда будет сформировано наше собственное русское воинское соединение и начальником станете вы, то нам вместе придется отстаивать Зыкова, – ответил Вильфрид Карлович.

– Зыков – единственный из всех, встреченных здесь мною до сих пор; второго Зыкова мы так легко не найдем. Да и в Советском Союзе мало людей такого калибра – всех их отправил на тот свет товарищ Сталин.