Убийство в Вене - Дэниел Сильва

В январе – самый разгар лета в Аргентине и было невыносимо жарко. Габриель, выросший в долине Джезреель и проводивший лето в Венеции, привык к жаре, но он всего два-три дня назад находился в Австрийских Альпах, и его тело ощущало резкую смену климата. Транспорт поднимал волны жары, проникавшие в распахнутые двери кафе. С каждым проходившим мимо грузовиком температура, казалось, поднималась на один-два градуса. Габриель не снимал солнечных очков. Рубашка его прилипла к спине.

Он потягивал холодную воду, жуя лимонную корку, и смотрел на улицу. Взгляд его ненадолго остановился на Кьяре. Она потягивала кампари с содовой водой и с безразличным видом ковыряла эмпанадас.[20]Она была в шортах. Длинные ноги ее были вытянуты на солнце и начинали поджариваться. Волосы были небрежно закручены в узел. По шее в блузку без рукавов стекала струйка пота. Часы красовались на левой руке. Это был условный сигнал. Часы на левой руке означали, что она не заметила за ними наблюдения, хотя Габриель знал, что даже столь опытному агенту, как Кьяра, трудно обнаружить профессионала днем среди толпы на улицах Сан-Тельмо.

Рамирес появился только в три часа. Он не извинился за опоздание. Это был крупный мужчина с могучими плечами и черной бородой. Габриель ожидал увидеть на нем следы пыток, но ничего не обнаружил. Голос его, когда он заказывал два бифштекса и бутылку вина, звучал любезно, но был таким громким, что, казалось, закачались бутылки на полках. Габриель усомнился, что бифштекс с красным вином едва ли правильный выбор в такую жару. У Рамиреса был такой вид, словно он счел вопрос Габриеля скандальным.

– Мясо – это единственная настоящая вещь в данной стране, – сказал он. – К тому же при том, куда идет наша экономика… – Остальное поглотил грохот проезжавшего мимо грузовика с цементом.

Официант поставил на столик вино. Это была зеленая бутылка без этикетки. Рамирес налил вино в два бокала и спросил Габриеля, как имя человека, которого он ищет. Услышав ответ, аргентинец сосредоточенно насупился.

– Отто Кребс, да? Это его настоящее имя или вымышленное?

– Вымышленное.

– Как вы можете быть в этом уверены?

Габриель протянул ему документы, которые он взял в «Санта-Мария-дель-Анима» в Риме. Рамирес вытащил из кармашка рубашки засаленные очки и надел их. А Габриель занервничал оттого, что документы находятся на виду. Он бросил взгляд в направлении Кьяры. Часы по-прежнему были у нее на левой руке. Когда Рамирес поднял глаза от бумаг, стало ясно, что они произвели на него впечатление.

– Как вам удалось получить доступ к бумагам епископа Гудала?

– У меня есть друг в Ватикане.

– Нет, у вас есть очень могущественный друг в Ватикане. Единственный, кто мог заставить епископа Дрекслера открыть бумаги Гудала, это сам папа! – Рамирес поднял бокал в сторону Габриеля. – Итак, значит, в сорок восьмом году офицер СС по имени Эрих Радек приезжает в Рим и падает в объятия епископа Гудала. А через два-три месяца он уезжает из Рима под именем Отто Кребса и направляется в Сирию. Что еще вам известно?

Следующий документ, который Габриель положил на деревянный столик, вызвал аналогичное удивление у аргентинского журналиста.

– Как вы видите, израильская разведка обнаружила человека, известного теперь под именем Отто Кребс, в Дамаске в шестьдесят третьем году. Источник очень надежный – не кто иной, как Алоис Брюннер. Согласно Брюннеру, Кребс уехал из Сирии в шестьдесят третьем году и прибыл сюда.

– И у вас есть основание считать, что он, возможно, все еще здесь?

– Это-то мне и необходимо выяснить.

Рамирес скрестил на груди могучие руки и посмотрел на Габриеля через стол. Между ними воцарилась тишина, наполненная жарким грохотом транспорта с улицы. Аргентинец почувствовал, что тут пахнет сюжетом. Габриель это как раз и предвидел.

– Как же это человек по имени Ренэ Дюран из Монреаля сумел получить секретные документы из Ватикана и от израильской разведслужбы?

– У меня, ясное дело, есть хорошие источники.

– Я человек очень занятой, мсье Дюран.

– Если вы хотите денег…

Аргентинец предостерегающе поднял руку ладонью вверх.

– Мне не нужны ваши деньги, мсье Дюран. Я сам могу их заработать. Я хочу иметь сюжет.

– Появление в прессе рассказа о моем расследовании, безусловно, повредит ему.

Рамирес принял оскорбленный вид.

– Мсье Дюран, я убежден, что у меня больше, чем у вас, опыта в преследовании людей вроде Эриха Радека. Я знаю, когда надо вести расследование втихую, а когда писать о нем.

Габриель помедлил. Ему не хотелось устанавливать с аргентинским журналистом отношения «услуга за услугу», но в то же время он понимал, что Альфонсо Рамирес может оказаться ценным другом.

– С чего начнем? – спросил Габриель.

– Ну, я полагаю, мы должны выяснить, говорил ли Алоис Брюннер правду про своего друга Отто Кребса.

– То есть приезжал ли он когда-либо в Аргентину?

– Вот именно.

– И как это мы сделаем?

В этот момент появился официант. Бифштекс, который он поставил перед Габриелем, был такой величины, что им можно было бы насытить семейство из четырех человек. Рамирес улыбнулся и начал резать свое мясо.

– Bon appetit,[21]мсье Дюран. Кушайте! Что-то мне говорит, что вам понадобятся все ваши силы.

У Альфонсо Рамиреса был последний в западном полушарии еще работавший «фольксваген-сирокко». В свое время, возможно, он был темно-синим, теперь же был цвета пемзы. По центру ветрового стекла шла трещина, похожая на зигзаг молнии. Дверца со стороны Габриеля была вдавлена вовнутрь, и ему пришлось мобилизовать все свои угасшие силы, чтобы ее открыть. Кондиционер давно не работал, а мотор ревел как ракетный двигатель. Они помчались по широкой авениде Девятого июля с опущенными стеклами. Вокруг машины летели обрывки газет. Рамирес, казалось, то ли не заметил, то ли не обратил внимания на то, что несколько газетных страниц ветром вытянуло на улицу.

По мере того как убывал день, становилось все жарче. Крепкое вино вызвало у Габриеля головную боль. Он подставил лицо ветру. Бульвар выглядел уродливо. Фасады изящных старых домов были испорчены бесконечными рекламными щитами, предлагавшими дорогие немецкие автомобили и прохладительные американские напитки народу, чьи деньги вдруг стали ничего не стоить. Ветви деревьев пьяно висели под тяжестью пыли и зноя.

Габриель с Рамиресом свернули к реке. Рамирес посмотрел в зеркальце заднего вида. Всю жизнь его преследовали военные и сторонники нацизма, и это выработало в нем обостренное чувство улицы.

– За нами следует девица на скутере.