Царский сплетник - Олег Шелонин

— Ваня, — попросил Виталик, — ты сейчас осторожно, не привлекая к себе внимания, обернись. Там за столиком Николы какие-то кадры сидят. Не знаешь, кто это такие?

Кузнец обернулся, посмотрел, и голова его начала вжиматься в плечи.

— Ну и кто это? — поинтересовался царский сплетник.

— Плохие люди, барин, — сказал Левша. — Это опять тати ночные!

— Неймется купчишке, — усмехнулся юноша. — А чего так притих-то, Иван? Татей ночных, что ль, раньше не видал?

— То не простые тати, — пояснил кузнец, — те, от кого ты меня спас, по сравнению с этими так, дети малые.

— Понятно, хулиганы уличные.

— Ну да. Этим человека зарезать все одно что тебе на землю плюнуть. Они весь город в страхе держат, — Голос кузнеца понизился до шепота. — У них, говорят, за атамана Кощей Бессмертный.

— Кто? — насмешливо прищурился Виталий.

— Кощей Бессмертный, — уже громче повторил Иван, — да ты никак на ухо глуховат, барин.

— Обалдеть! Кощей Бессмертный… А ты не врешь?

— Вот те крест… — истово перекрестился Левша. — Раньше, поговаривают, с ним Баба-яга была, но потом они с ней поссорились. Пути-дороженьки разошлись. Ох, Кощей тогда лютовал! Сердитый был — жуть! А поделать ничего не мог.

— Почему?

— А потому, что их три сестры было. Две так с Кощеем и остались, а младшенькая ушла. Так ежели он младшенькой что сделает, старшие тоже на него ополчатся и уйдут. А ему это совсем даже ни к чему. Вот и бесится он.

— Слушай, Вань, настораживает меня твоя осведомленность.

— Да какая осведомленность? Об этом весь Великореченск знает. Только тсс… никому об этом. Ежели на кого Кощей зуб заимел — все! Считай, похоронили!

— Ну а лысый этот какое место при Кощее занимает?

— Говорят, это его правая рука. Татарин. Тугарин Змей его кличут.

— Это за что же он такую кликуху заимел?

— Со змеями, говорят, разговаривать умеет. Одна у него под халатом через всю грудь и еще за спину прорисована.

— Это уже якудза попахивает, — царский сплетник присмотрелся. Глаза у Тугарина Змея действительно были раскосые. — Но тогда это не татарин, а япошка чистых кровей… хотя они все на одну морду. Опять же с другой стороны: если здесь по ночам орудуют русские ниндзя, то почему бы не появиться и татарским якудза? Еще кого из этой шайки-лейки знаешь?

— Тот, что рядом с Тугариным, ну… который пониже — Соловей-разбойник. Остальных не знаю, — Внезапно кузнец изменился в лице. — Барин, если они с Николой о чем-то договариваются, то…

— Правильно мыслишь, Ванюша. Никола решил в ход пустить тяжелую артиллерию. Жаба его душить начала. Пятьдесят золотых пожалел.

— Какие пятьдесят золотых?

— Те, что он мне должен, — Юноша выудил из кармана расписку купца и продемонстрировал ее Ивану.

— Бежим, барин! У меня верстах в тридцати от Великореченска тетка в деревне живет. Берем сеструху с Даренкой и тикаем отсюда! Там отсидимся!

— Даренка — это кто?

— Племяшка моя. Красавица писаная. Рыженькая, конопатенькая, вся в меня! Четырнадцать годков ей скоро стукнет.

— Вот ради твоей конопатенькой и останемся! Ишь чего выдумал — бежать! И потом, ты забыл, что я царский сплетник? Государственный человек!

— Барин, — голос кузнеца стал еще тише, — поговаривают, что даже царь-батюшка с Кощеем связываться не хочет.

— Типа побаивается?

— Я такого не говорил! Не побаивается, а уважает.

— Как интересно! А сам Кощей никого не побаивается?

— Побаивается. Бабу-ягу младшенькую и этого… — замялся кузнец, словно не решаясь произносить страшного имени.

— Кого «этого»? Ты уж говори давай все, что знаешь.

— Есть у нас в Великореченске еще один тать ночной. Все его Доном кличут. Так он похлеще Кощея будет.

— У-у-у… теперь козанострой запахло.

— Козы у нас не сильно пахнут, а вот козлы…

— Ваня, избавь меня от комментария. Это что ж за город такой, а? Сплошной притон. Натуральная малина! Якудза, ниндзя, сицилийская мафия, и это не считая своих урок, которых наверняка здесь до черта! Значит, Дон, говоришь?

— Ага. Вот его Кощей уважает. У них постоянные стычи идут. О прошлом годе настоящая война началась. Ух как они по ночам друг друга резали! Поутру каждый день трупы то там, то сям находили. Стрельцы с ног сбились. Верхний Фад вообще перекрыли, все терема обшарили, а что толку? Царь-батюшка сильно на стрельцов тогда разгневался за то, что они татей ночных споймать не смогли.

Виталий задумался. Кажется, он действительно попал в Неприятный расклад. Город буквально кишел бандитскими группировками, рвущими друг другу глотки. И одной из этих группировок он успел перейти дорожку. Может, и впрямь сделать ноги, от греха подальше? А как же Янка? Гордон ведь довольно непрозрачно намекнул, что он там в первую очередь не постоялец, а защитник Вдовицы. Опять же эта конопатенькая племяшка кузнеца… Ну уж нет уж! Он, как испуганная мышка, забиваться по углам не будет!

Виталий никогда не считал себя героем и, если была хоть малейшая возможность избежать драки без ущерба для чувства собственного достоинства, делал это с легкой душой. Но сегодня не тот случай. Линять украдкой из харчевни, а потом ждать ножа в бок из-за угла ему не улыбалось. Такие вопросы надо решать сразу. Тем более что и случай подходящий подвернулся. Никола в этот момент отцепил со своего пояса увесистый кошель и деликатно выложил его на стол перед лысым бандитом.

— Жди меня здесь, Ваня. Пора с этими козлами разобраться, — поднялся Виталий из-за стола.

— Барин, не вздумай!

— Сиди, кушай. Когда поросеночка доставят, свистнешь.

Царский сплетник расстегнул свою рубашку практически до пупка, распахнул ее пошире, чтоб лучше было видно его мускулистое загорелое тело, и двинулся прямиком к столу Николы. Тугарин Змей все еще лениво смотрел на кошель, словно раздумывая: принять подношение или нет, когда загремел пододвинутый к столу стул.

— Хай честной компании, — нахально поприветствовал всех Виталий, плюхаясь на него.

— А-а-а… — Глаза Николы полезли на лоб, и он начал хвататься за сердце.

— Это кто? — мрачно спросил у купца Тугарин Змей.

— Это он… — с трудом выдавил из себя Никола, — …царский сплетник.

— Совершенно верно, это я. — Юноша приобнял одной рукой за плечи купца, сделав это так, чтоб обнажилась татуировка на груди. — Что ж ты, друг мой Николя, — переиначил он имя купца на французский манер, — так меня подводишь? Значит, я как последний лох тебе поверил, целые сутки дал, чтоб ты деньжат наскреб, должок отдал и расплатился со мной честь по чести, а ты на мои же денежки меня же и заказываешь? Нехорошо это, Николя. Ой как нехорошо. Я, знаешь, таких подстав не прощаю. Думаю, полусотней золотых ты не обойдешься, и стоить это теперь тебе будет как: минимум сто!