Выстрел в прошлое - Наталья Александрова

Лана закрыла папку и убрала в стол. Тем не менее до концадня ее так и не оставляла сладковатая томительная слабость.

Выходя вечером из офиса, Лана увидела на стоянке ту самуюбитую «копейку». Сердце ее учащенно забилось, но Лана отвернулась и хотелапройти мимо. Ее машина была в ремонте, да она и предпочитала ездить на работуна метро — выходило и быстрее, и можно было расслабиться, если повезет — сестьи подремать, полуприкрыв глаза. Но сегодня расслабиться ей явно не светило.

Когда она поравнялась с «Жигулями» Наргизова, тотпредупредительно распахнул дверцу и пригласил ее:

— Садитесь, Светлана Сергеевна, я вас подвезу. Не«мерседес», конечно, — он усмехнулся, заметив каким пренебрежительнымвзглядом окинула Лана его машину, — но бегает мой конек неплохо.

— Спасибо, я лучше на метро, — отказалась Лана,собирая в кулак остатки воли и сохраняя строгий независимый вид.

— Садитесь, садитесь, — настаивал Наргизов, и вголосе его появились неожиданно повелительные нотки, — видите, уже людиоборачиваются, вы же не любите быть в центре внимания!

Она действительно не любила находиться в центре внимания. Ноон-то откуда это знает? И вообще, что он себе позволяет? Одна ее половинахотела без колебаний уйти прочь, но вторая все той же противной слабостьюотозвалась на повелительные интонации его голоса, колени ее задрожали, и она,неожиданно для самой себя, села в его машину.

— Светлана Сергеевна, поедем поужинаем. Вас никто домане ждет, меня тоже…

«Господи, что со мной происходит? — думала Лана. —Он втянет меня в ужасные неприятности! И откуда он все обо мне знает? Откуда онзнает, что меня никто не ждет? Он собирал обо мне информацию! Он хочетиспользовать меня! Мерзавец! Жиголо! Аферист! Сейчас же надо выйти из машины».

Так она думала, но вслух она сказала:

— Да, хорошо, поужинаем.

Ее сознание словно заволокло цветным, серовато-розовымтуманом. В этом тумане проступали иногда какие-то лица, кажется, танцующие вресторане пары, вульгарная ресторанная певица, официант с наглой ухмыляющейсяфизиономией, но все это было в тумане, в тумане, и только одно было постоянно —упорные гипнотические глаза Рудольфа.

«Где это я? Что со мной происходит? Что я делаю? Это ужасно.Он сломает мою жизнь! Да, сломает! И это уже давно надо сделать».

Серовато-розовый туман сгущался, пульсировал. У Ланы не былоуже своей воли, ее несло, влекло куда-то течением этого цветного тумана.Рудольф что-то шептал ей, то ли нежное, то ли властное. Вокруг уже никого небыло, должно быть, они были уже у него дома. Он шептал ей что-то, она непонимала его слов, да они не были нужны. Важно было то, что она была в еговласти, она была его собственностью, его вещью, это было отвратительно исладко. Его пальцы пересчитывали «молнии», пуговицы, застежки, его губы скользилипо ее телу, изучая его, как незнакомый город изучают солдаты победоноснойармии. Лана тоже шептала что-то, полное то ли нежности, то ли ненависти, еешепот становился все громче, горячее, он разрастался, наполнялся жизнью,перерастал ее существо и вырос в победный, мучительный крик, в которомстрадания было больше, чем радости.

Лана лежала на спине среди скомканных, сбитых, потныхпростыней и тихо плакала.

— Все кончено, — шептала она сквозь слезы, —все кончено.

Что она имела в виду, она и сама не знала, но знала, что этоправда — все кончено. Рядом с ней лежал голый коренастый немолодой мужчина итихо бормотал во сне что-то непонятное на своем родном языке. Все кончено.

Лана встала, собрала разбросанную по всей комнате одежду,порадовавшись при этом, что несмотря на свою убогую, бесцветную личную жизнь,никогда не жалела денег на дорогое красивое белье; она оделась, вышла на улицу,не разбудив Рудольфа, поймала машину, доехала до дома, очень долго стояла подгорячим душем, бесконечно повторяя: «Все кончено».

На следующий день он снова поджидал ее после работы, и сноваее охватила та же сладкая слабость и окутал серовато-розовый туман, все былотак же, как накануне, точно так же, только не было больше слез и глупыхпричитаний — Лана поняла, что судьба ее определена раз и навсегда, и не в еевласти что-либо изменить. Она приняла свою судьбу, и когда несколько днейспустя Рудольф положил перед ней бумаги «Баскона», она подписала гарантийныеобязательства от лица фирмы «Фаворит» не колеблясь и сознавая, что за все надоплатить и такая расплата неизбежна и справедлива.

Прошло еще несколько дней, и Рудольф бесследно исчез,растворился в серо-розовом тумане. Лана ждала этого, она не сомневалась, чтотак и будет, она знала повадки своей судьбы, понимала ее язык, и нисколько неудивилась, когда к офису фирмы «Фаворит» подъехали два «мерседеса», все дверцыих синхронно распахнулись и из них со слаженностью балетной труппы возникли воблике уверенных в себе, дорого и претенциозно одетых мужчин, большиенеприятности.

Как и следовало ожидать, оптовый покупатель отказалсяоплатить доставленную на его склады говядину на том основании, что в договорефигурировала говядина бельгийская, а на склады доставили говядину английскую,которая по причине распространившихся слухов о повальном губчатом энцефалитесреди британских коров обесценилась до последней степени. Таким образом,покупатель был стопроцентно прав, фирма «Баскон», доставив говядину, растаялакак дым, как утренний туман, получив достаточный куш может и не от бельгийцев,а еще от каких-нибудь посредников, бельгийцы в свою очередь требовали денег, а«Фаворит» оказался крайним и вынужден был платить неустойку.

Николай Андреевич Беспрозванный, гораздо больше известныйпод кличкой Кондрата, был страшен. Его таким не помнили даже давние друзья,коллеги по зоне и по боевой молодости. Он не кричал и не топал ногами, нет, онбыл тих, но щеки его мелко тряслись, «паркер» с золотым пером сплющился впальцах, а глаза излучали такое бешенство, что завяли даже красивыеискусственные цветы в его кабинете.

— Доставить. Мне. Сюда. Эту шлюху. Живую или мертвую.Из-под земли достать. Сию секунду.

Доставать «эту шлюху» из-под земли не было надобности. Онане пыталась убегать — от судьбы не убежишь, а от Кондраши — подавно. Она сиделав своем кабинете. Ее там даже не искали и, обнаружив, крайне удивились.

Беспрозванный, увидев ее, позеленел. Сначала он заорал нанее и хотел придушить, но, вглядевшись в ее глаза, затих и сел в своезнаменитое кресло. Он понял, что Лана ничего не воспринимает, как под наркозом.Кроме того, он подумал, что придушить ее было бы слишком просто, совершеннобесполезно и доставило бы ему мало удовольствия. Он немного помолчал, отдышалсяи спокойным доходчивым голосом сказал:

— Ты, Лана, меня удивила. Я за тобой сколько лет слежу,думал — знаю уже как облупленную. Когда ты меня в такое дерьмо макнула, я оченьрасстроился. Ну, думаю, ошибся в человеке. Дурой, думал, оказалась, вообразила,что может у меня деньги хапнуть и живой остаться. А теперь вижу — не в деньгахдело. На мужике сгорела. Ну что ж. Это понять можно. И сам-то я хорош — бабедоверился, дал тебе право подписи серьезных бумаг. Ну да не самому жесветиться.