Тьма - Алексей Атеев

Неожиданно раздался металлический дребезг, будто под окно кто-то подставляет пустое ведро вверх дном, и почти тотчас же за стеклом возникло лицо, которое Света, несмотря на темень, немедленно узнала. От ужаса колени ее подкосились, и она села на пол. Ощущение было такое, словно ее неожиданно саданули кувалдой по затылку. Ни в какое сравнение с ударами плетки Гены оно не шло. Дыхание перехватило, тело как будто окунули в ледяную воду, сердце бухало словно колокол.

С улицы на нее смотрел Славик!

Личико умершего сына прижалось к стеклу, нос расплющился, глаза, словно ружейные стволы, готовы были вот-вот выстрелить.

– Ой! – вскрикнула Света.

Мальчик, не отрываясь, таращился на нее. Сколько продолжалось это, без преувеличения сказать, противостояние, Света не знала. Ей показалось – бесконечность. На самом же деле прошло три-четыре минуты. Вдруг лицо сына исчезло. Света продолжала сидеть на полу, бессмысленно глядя во тьму. Под окном вновь послышалась возня, и детские пальчики появились у края рамы.

– Гена!!! – заорала несчастная мать настолько сильно, что разбудила не только мужа, но и Анну Григорьевну.

Гена вскочил, будто его подбросило пружиной. Некоторое время он приходил в себя, потом включил свет и увидел: любимая жена сидит на полу. Лицо у нее белое, как молоко, глаза вытаращены, а ротик где-то на щеке.

«Неужто, крыша поехала?! – соображал Гена. – Не должно бы. Предпосылок не было. Не может же так сразу?»

– Что случилось? – шепотом спросил он.

Света тыкала пальцем в окно.

– Там… там… – бессмысленно повторяла она.

– Что там?

В это мгновение в комнату ворвалась теща, облаченная во фланелевую ночную рубашку. Седоватые волосы ее рассыпались по плечам, глаза метали молнии. Увидев дочь сидящей на полу, она подумала, что зять избивал ее, мгновенно сжала кулаки и ринулась в бой. Гене удалось уклониться от первого удара, но второй попал в цель, а именно в глаз зятю. Он вскрикнул и сел на кровать.

– Светочка, он тебя бил?! – воскликнул Анна Григорьевна.

– Там… там… – продолжала твердить Света, указывая пальцем на окно.

– Что там? Ничего там нет.

– Славик…

– Какой еще Славик?! Ой!.. – Теща увидела маленькие ручонки, тянущиеся вверх. – Не может быть!

– Он пришел, – безжизненным голосом произнесла Света.

Гена поднялся с кровати и приблизился к окну.

– Как же это?.. – прошептал он. – Выходит, оживил… А я его…

– Что делать будем? – так же шепотом спросила теща, не отрывая взгляда от пальчиков, скребущих по оконному стеклу.

– Посмотреть бы на него нужно, – сообщил свое мнение Гена.

– Ну, так открой окно.

– Я… Э…

– Испугался? Как людей плеткой лупить, не пугаешься, а тут, видишь ты, струсил. Свое дитя узреть не хочешь. Тогда я его впущу.

Бесстрашная теща подошла к окну и, отодвинув шпингалеты, распахнула створки. Теперь, при электрическом освещении, ручки малыша были хорошо видны всем троим. Его пальчики непрерывно двигались, точно хотели впиться во что-нибудь.

– Я его подниму, – заявила теща.

– Не надо, мама! – взмолилась Света.

– Что значит не надо?! Родное дитя с того света домой явилось, а ты пускать не хочешь!

– Не он это.

– А кто же?

– Не знаю. Только не он! Ради Бога, не трогай его!

Но теща уже перегнулась через подоконник и, подхватив ребенка, втащила его в дом. Родители в испуге и надежде таращились на него.

Слава был облачен в тот же голубой трикотажный костюмчик, в каком его похоронили. Лицо его было синим и словно опухшим. Вокруг рта запеклась какая-то жидкость бурого цвета, глаза, не мигая, смотрели перед собой. От мальчика распространялся тяжелый запах тления и свежевскопанной земли. Неожиданно из его ноздри выполз червяк и упал на пол. Свету тут же вырвало.

Минут пять близкие безмолвно взирали на явившееся с того света дитя. Мальчик стоял посреди комнаты, как столбик. Костюмчик его был кое-где испачкан землей, беленькая головка припорошена пылью, а на лице виднелись трупные пятна.

– Славочка, дитятко мое, – наконец заговорила теща преувеличенно сладким голосом, – скажи бабе, где ты был?

Однако мальчик молчал. Сейчас он больше всего напоминал огромную куклу.

– Может, ты кушать хочешь? – спросил Гена.

– Да, конечно… – засуетилась теща. – Его нужно накормить. Столько дней не ел!

Она побежала на кухню и скоро вернулась с куском сладкого пирога и кружкой с молоком.

– На, сыночка… Кушай.

Но оживший ребенок не пытался даже шевельнуться.

– Непонятно, – заметил Гена.

– Чего тебе непонятно! – в сердцах спросила теща.

– Непонятно, почему он так ведет себя.

– А как он должен себя вести?

– Двигаться, кушать… И, вообще… Он же своими ногами пришел домой.

– Уберите его! – взмолилась Света.

– Куда же мы его уберем? – недовольно произнесла теща.

– Туда, откуда он явился.

– Это на кладбище, что ли? Ты, девка, в своем ли уме?! Он же живой! Да и ночь сейчас…

Мальчик неожиданно открыл ротик, и оттуда посыпались черви и личинки.

– Уберите!!! – Света визжала так громко, что ее вопли, пожалуй, были слышны в соседних домах, тем более окно оставалось открытым. – Он же – покойник! Это не мой сын!

– Н-да, – произнес Гена. – Нужно что-то делать. Давайте пока что уберем его отсюда, запрем куда-нибудь…

– Куда запрем? – спросила теща.

– Да хоть в кладовку. Или в погреб…

– Он нас убьет! – продолжала кричать Света.

– Хватит орать! – прикрикнула на нее Анна Григорьевна. – И так всю улицу разбудила! Никто тебя убивать не собирается. Правда, Славик? Ведь ты мамку не тронешь? И бабку не тронешь? Вот молодец! – Теща разговаривала с малюткой, словно он ей отвечал. Однако Славик стоял все так же неподвижно и лишь таращил на родню ружейные дула глаз.

Так продолжалось где-то с час. Мальчик замер, словно заледенел, а родственники не знали, что с ним делать. Появись он в прежнем обличье, их радости не было бы предела. Но в таком виде… Да лучше бы он и не приходил, а спокойно лежал в земле, оплакиваемый близкими.

– Отведем его в кладовку, – наконец согласилась теща.

В кладовке у Соколовых, как и у всех прочих, хранились разные, не нужные до времени или вышедшие из употребления вещи; например: полушубки, зимние шапки, лыжи, старый телевизор, ламповый приемник «Фестиваль», граммофонные пластинки и прочий хлам. Имелась здесь и десятилитровая бутыль самогона, настоянного на сушеных вишневых ягодах и дубовой коре. Для Славика теща постелила на полу старые пальто, потом взяла мальчика на руки, отнесла в кладовку и, положив на них, закрыла дверь на засов.