Не оглядывайся, Джин… - Эрмина Блэк

Сможет ли Блейр когда-нибудь простить ее? Или поверит, вопреки ее отрицаниям, что тот, другой, был ее любовником?

Сознание долга и любовь к Тиму заставили ее отказаться от первоначального плана уехать в Шотландию и найти убежище у старой женщины, пока она не сумеет начать новую жизнь в какой-нибудь далекой заморской стране, где никакая тень прошлого не сможет повредить ее любимому.

Она уже знала, что нашла в Джоне Баррингтоне верного друга. Чем ближе она узнавала его, тем больше восхищалась цельностью и определенностью характера, которые он сохранил в своей суматошной и трудной жизни. Привыкнув к нему, она все чаще сожалела, что все его богатства не смогли дать ему счастье, в котором нуждается каждый человек. Хотя ему приходилось встречаться со множеством людей, он оставался одиноким; близких друзей у него как будто нет, и, помимо работы, единственная цель его жизни — Тим. Собственное одиночество заставляло Джин глубоко сочувствовать ему. Она знала, что Блейр ему очень нравится, но с тех пор как она доверила ему свою тайну, он не упоминал его имени.

С Тимом было гораздо труднее. Вначале ее пытка усиливалась из-за бесконечных расспросов мальчика о «моем мистере хирурге». Конечно, он хотел знать, когда они с Блейром поженятся. Она объяснила ему, что этого не будет, потому что мистер Марстон слишком занят, чтобы жениться; и слишком занят, чтобы приехать во Францию и повидаться со своим другом Тимом.

Позже Тим перестал говорить о Блейре, и Джин решила, что он смирился с мыслью, что не увидит своего друга. Джин прекрасно понимала детей и в другое время почувствовала бы, как обижен ее маленький подопечный: он ведь справедливо считал, что Блейру известно о его болезни; как же тот не написал ему, не прислал весточки? Но Тим был необычным ребенком и, как и его отец, рано научился многое держать в себе.

Мальчик катался по дорожкам сада на своей великолепной детской машине, а Джин смотрела на него и неожиданно ощутила боль в сердце: она знала, что приближается время, когда ей придется покинуть его. Ее дальнейший путь не лежит в этот ароматный оазис; она должна вернуться в мир и найти настоящую работу, чтобы заполнить пустоту в жизни.

Всю последнюю неделю Джон Баррингтон отсутствовал, но его ждали сегодня вечером. Джин не представляла, куда он уехал, но он всегда куда-нибудь улетает, и ее больше всего беспокоило, что будет с Тимом, когда она уедет.

— Я ухожу в дом, дорогой, — крикнула она. — Не забудь: через полчаса чай.

— Хорошо, — отозвался Тим. Но когда полчаса миновали и она выглянула в окно, чтобы окликнуть своего подопечного, его не было видно. Джин послала служанку, ждавшую в комнате для занятий, поискать его, но еще до возвращения Терезы — с противоположного направления из-за дома выбежал Тим и через несколько мгновений уже был в комнате. Извинившись за опоздание, он сообщил:

— Я ходил отправлять письмо другу. — А когда добавил: — Это очень важно! — Джин снисходительно улыбнулась, зная, как поглощают его им самим придуманные игры.

— Письмо королеве? — спросила она: королева была любимым вымышленным адресатом.

Тим покачал головой.

— Расскажу тебе потом. Это большая тайна — ты будешь удивлена — и обрадуешься, когда узнаешь. — Он явно не хотел с нею делиться, и она тактично оставила эту тему.

Поздно вечером вернулся Джон Баррингтон, и на следующий день Джин с ним отправилась в город обедать.

После обеда, когда они пили кофе, Баррингтон неожиданно сказал:

— На обратном пути я побывал в Лондоне и встретился с Марстоном.

Вздрогнув от неожиданности, Джин проговорила:

— С Блейром? Но вы не…

— Все в порядке, — успокоил он. — Никаких тайн я ему не раскрыл.

— Я и не сомневалась, — спокойно ответила она.

Глядя на кончик своей сигары, он небрежно продолжал:

— Мы провели вместе вечер. Я тогда был не в своей тарелке. Была… годовщина моей свадьбы. Он мне очень помог. Если подумать, он единственный человек, с которым я могу говорить о своей личной жизни — за исключением вас.

— Спасибо за то, что включили меня, — импульсивно отозвалась она.

— Вы доверились мне — я должен быть способен говорить с вами. — Его улыбка утратила горечь. Теперь он знал всю ее историю, потому что она считала, что должна все рассказать ему, если он захочет, чтобы она осталась. — Послушайте, Джин, — продолжал он, — не хочу причинять вам боль, но… Марстон очень несчастен. Естественно, он не рассказал мне о… о том, о чем рассказали вы. Но сказал, что вы разорвали помолвку. Что он понятия не имеет, где вы, и в мире нет для него другой девушки. Должен сказать, что чувствовал себя негодяем: любая новость о вас помогла бы ему. Что плохого в том, чтобы послать ему письмо: просто сообщить, что вы куда-то благополучно добрались.

— Не могу! — воскликнула она. — Не смею! На письме будет почтовый штемпель. Он меня найдет. А не должен. Вы ведь понимаете, что не должен.

— Не уверен. Он одинок. И очень страдает.

— Не нужно!

Но он считал, что должен продолжать, хотя и знал, что причиняет ей боль. Его преследовали несчастные глаза Блейра.

— Неужели вы позволите, чтобы вас преследовал призрак, который никогда не материализуется? — резко спросил он. — Если Блейр все еще хочет на вас жениться, если он готов идти на любой риск, какое право вы имеете отказывать ему в счастье?

Этот старый аргумент! Тот самый, к которому ее уговаривал прислушаться Макнейрн. Счастье Блейра! Но она не поддастся искушению вторично.

Она покачала головой.

— Я знаю, что избрала единственно верный путь. Я никогда не должна с ним видеться, вступать с ним в контакт. Ради него самого.

— Но что вы сделаете со своей жизнью? — спросил Баррингтон.

Она ответила:

— Я как раз хотела поговорить с вами об этом. Я уже думала. Пора мне куда-нибудь уезжать, мистер Баррингтон.

— Куда?

Она помолчала, потом ответила:

— Сестры нужны по всему миру. Я подумала, что могла бы уехать в Австралию или куда-нибудь еще.

— Вы решительно не хотите больше видеться с Марстоном?

— Решительно.

— Но он вам по-прежнему не безразличен?

— Да. Я не могу отречься от своих чувств, — еле слышно ответила она.

— Не хочу быть грубым, но все это кажется мне таким нелепым, — сказал он. — Я мог все дать женщине, но она не хотела ничего этого. Иногда, Джин, я думаю, каким я был дураком: ведь она всегда была ко мне совершенно равнодушна. Ну, с этим покончено. Самое странное, — задумчиво продолжал он, — что у меня не осталось ничего, что я мог бы дать. А вы с Блейром разбиваете на куски свое счастье. С этим нужно что-то сделать.

— Сделать ничего нельзя.

После паузы он спросил: