После нас - Андрей Грешнов

Вместо хлеба «новые свободные» афганцы сеяли опиумный мак, вместо помидоров — коноплю, а фруктовые сады почти забросили, ведь было легче поставлять вишню и черешню из Узбекистана. Единственное, что у них осталось от «коммунистического» прошлого, так это «базовые» овощи — картофель, лук, горох, фасоль, огурцы и морковь. Да еще зелень и виноград, за которыми особо не нужно было ухаживать — сами росли. Правда, в Кандагаре аборигены по-прежнему выращивали громадные сочные гранаты, но урожай снять могли нечасто, так как там постоянно шли активные боевые действия. На севере страны по-прежнему в изобилии росли арбузы и дыни, причем стоили они там копейки. Но из-за отсутствия инфраструктуры (асфальтовых дорог и транспортных компаний) вывезти их оттуда было проблематично. Кучи огромного размера спелых бахчевых культур лежали, как правило, на краю поля, вдоль проселочных дорог, они пропадали под палящими лучами солнца. Крестьяне продавали их по 3–5 афгани за килограмм водителям проезжавших там иногда легковушек, причем получалось, что один арбуз или дыню можно было продать не более чем за один доллар. Такие «прибыли», конечно, не устраивали овощеводов, которые, глядя, как гниют плоды их труда, все чаще задумывались о посадках опиумного мака.

Позабросили афганцы и птицеводство. Зачем было тратиться на комбикорм для кур или индюшек, если на выходе мясо получалось очень дорогим и не могло конкурировать по цене с импортным, которое в изобилии поставлялось в Исламскую Республику из Эмиратов? В крупных городах количество рынков, где раньше продавалась птица, сильно уменьшилось, повсюду открывались супермаркеты и мини-маркеты, в которых торговали замороженной курятиной, консервами, импортными кондитерскими изделиями и даже безвкусными овощами и фруктами, такими, которые мы сейчас едим в России. В мою бытность в Афганистане четверть века назад мороженые куры были редкостью, импортный просроченный майонез стоил баснословные деньги, а консервы продавались только советские и пакистанские. Сейчас же полки гастрономов ломились от импортных продуктов, которые были по карману разве что иностранцам да зажиточным афганцам. Справедливости ради надо сказать, что баранину никакая другая еда афганцам заменить не могла, овцеводство в стране если и не процветало, то не умирало. Но в Кабуле овцы паслись на огромных мусорных кучах, в которых город буквально утопал, а потому, прежде чем купить баранину на рынке, мы всегда интересовались ее происхождением. Есть можно было то, что когда-то паслось на зеленых лугах северных провинций.

По уровню доходов на душу населения Афганистан стоял на одном из последних мест в мире, а потому что-то выращивать и производить здесь стало просто невыгодно — подавляющее большинство населения не могло себе позволить это купить. Мы, как и многие другие иностранцы в Кабуле, активно пользовались супермаркетами и магазинами, располагавшимися рядом с иностранными военными базами, где продавались порой даже мороженая свинина и пиво. Но талибы очень скоро смекнули, что к чему, и начали совершать теракты против посетителей этих магазинов. Да и не только против них.

Июль в Кабуле выдался особенно кровавым. И хотя к постоянным взрывам в городе, сопровождавшимся многочисленными жертвами, мы уже привыкли, седьмое число того месяца я вспоминаю с дрожью и по сей день. Взрыв, прогремевший в понедельник в 08.30 по местному времени у индийского посольства, унес жизни почти 50 человек, раненых было более 140. Впоследствии число жертв увеличилось — они умерли в госпиталях. Водитель-смертник на заминированном автомобиле «Тойота Королла» протаранил центральные ворота посольства в момент выезда оттуда дипломатов. Это произошло на улице, выходящей к зданию Министерства внутренних дел Афганистана, где я часто покупал канцтовары.

Вся улица была залита кровью, серьезные повреждения получили более десятка автомобилей, припаркованных поблизости от места инцидента, а расположенные рядом магазины были попросту уничтожены. Центр города блокировали полицейские и военнослужащие ISAF. Работать на месте ЧП без того, чтобы не попасть «под раздачу», было невозможно. Мои информаторы в правоохранительных органах утверждали, что заминированная машина взорвалась в момент выезда из здания посольства главы индийской дипмиссии и военного атташе, а к взрыву, возможно, был причастен гражданин Пакистана. Проверить это не было никакой возможности — все телефоны за сильно поврежденным забором индийского посольства молчали. Случайно в то самое время внутри индийской дипмиссии оказалась моя знакомая индийская журналистка, которая, как и я, жила в посольстве. Спокойным голосом она мне поведала по телефону, что погибли военный атташе и советник по военным вопросам посольства Индии бригадир Р. Д. Мехта и советник по вопросам политики и информации В. В. Раос.

Запомнить сложнопроизносимые индийские имена мне было затруднительно, и я передал в Москву информацию с инициалами погибших. Другие свидетели инцидента сообщили мне, что военный атташе, уже получивший смертельное ранение, успел позвонить по мобильнику своей супруге и успокоить ее, сказав, что у него все в порядке. Жертвами взрыва стали помимо дипломатов сотрудники полиции, охранявшие посольство, владельцы расположенных поблизости дуканов и крупных магазинов, а также случайные прохожие. Кошмар ситуации усиливал и тот факт, что кровавый инцидент произошел в двух шагах от здания МВД. Все, что смогло в этой ситуации сделать министерство, так это спустя несколько часов после взрыва обвинить в случившемся некую «региональную разведку».

— Министерство внутренних дел считает, что теракт был совершен совместно при помощи консультаций с активными разведывательными службами в регионе, — отмечалось в официальном сообщении ведомства.

Кровавые события происходили не только в Кабуле. В провинциях талибы и другие экстремисты помимо проведения терактов занимались «точечным» отстрелом, похищениями и подрывами самодельными взрывными устройствами с дистанционным управлением видных государственных деятелей, включая сенаторов и депутатов парламента, убивали губернаторов, мэров городов, глав провинциальных управлений ГУНБ и полиции. На их место органы власти быстро назначали новых функционеров, но их тоже убивали. Сводка новостей, которую я ежедневно, без выходных, передавал из Афганистана в Москву, постепенно превращалась в мартиролог. Сводный заголовок, который можно было бы при желании для нее придумать, мог звучать как «Новости из афганских моргов».

Наши «партнеры» по борьбе с терроризмом несли в провинциях большие единовременные потери. В июле при крупном вооруженном столкновении в пограничной с Пакистаном провинции Кунар погибли сразу девять военнослужащих США. Помимо этого в результате перестрелки были ранены еще 15 американцев, а также четверо афганских военных. Столкновение стало одним из самых крупных за все время пребывания военного контингента НАТО в Афганистане. Чуть позже американцы бросили эту заставу и эвакуировались оттуда на вертолетах.

Но в августе французы «переплюнули» своих американских коллег. При проведении совместной с американцами и афганцами ночной военной операции, утратив бдительность, они попали в засаду талибов в кабульском уезде Соруби, расположенном в 45 километрах от столицы по дороге в Джелалабад, и пополнили скорбный национальный мартиролог военных жертв вооруженного конфликта еще на 10 человек. Боевики, заманившие французов в западню, отступать не захотели, боестолкновение продолжалось всю ночь, стихнув только к полудню следующего дня. Это были первые потери среди французских военнослужащих после проведенного ими недавнего пополнения своего воинского контингента в составе ISAF, который насчитывал около 3 тысяч человек. До этого начиная с момента вторжения войск коалиции в Афганистан в 2001 году Франция потеряла всего 14 военнослужащих, ставших жертвами нападений боевиков, а также несчастных случаев. Помимо убитых в ночной операции был ранен 21 французский десантник.