Вера. Надежда. Смерть - Анна Иванова

— Так и не научилась мужчину слушать. Я тебе куда сказал приехать? Ты за этим прикатила?

Насильник расстегнул молнию на куртке. Наконец-то придя в себя, я навела на него чудом спасшийся пистолет. С рукоятки потекла вода. Он вытащил из внутреннего кармана мобильный. По блеснувшим между его пальцев стразам я узнала телефон Вали. То ли от ужаса, то ли от добравшейся до паха ледяной жижи, перехватило дыхание.

— Где она?

— На, держи, — бросил мне телефон маньяк.

Я на автомате освободила левую руку, дернулась, чтобы поймать его. С трудом приподняла левую ногу, а правая ушла в размякшую землю по колено. Попыталась приподнять и ее. Грязь затянула левую. Казалось, кто-то ухватил меня за лодыжки и тянет вниз. Телефон плюхнулся неподалеку и с бульканьем погрузился в жижу. Я подняла голову и сжала обеими ладонями глок. И в этот момент, почувствовав, что стою уже по пояс в ледяной грязи, все поняла.

— Болото, — выдохнула я.

— Вот, молодец! Сообразительная. Могла бы сразу догадаться, что и я не дурак.

— Ты знал…

— Что ты отслеживаешь телефон? Конечно.

— Откуда?

— Валя рассказала. Я же ее Санька, она мне все рассказывала.

— Рассказывала? — Меня затрясло. Даже челюсти свело от холода. — Где она?

— Да не пугайся ты так, — сказал он и махнул в сторону пистолета. — Опусти от греха подальше. Еще выстрелишь, кто тебя тогда из болота вытянет?

— Лучше уж утонуть…

— А Валя? Ее мне тоже утопить?

— Она жива?

— Естественно. Я же обещал.

— Докажи!

— Клянусь, — перекрестился он.

— Хочешь, чтобы я тебе на слово поверила? — взмахнула я дружащей рукой с пистолетом, чувствуя, как жижа подбирается к груди. — Докажи, иначе выстрелю.

— Твое дело, — он пожал плечами и развернулся.

— Стой!

— Ладно, — обернулся он. — Бросай пистолет.

— Еще чего!

— Ты по сиськи в болоте, Пылаева. Хочешь так сдохнуть, я не против. А могли бы и поразвлечься.

Перед глазами встала его расстегнутая ширинка. В нос, перебивая болотную вонь, ударил запах, исходящий от черных, жестких, как проволока, волос. Словно почувствовав их прикосновение к щеке, я вытерла ее о плечо. Раз уж все равно умирать, лучше обойтись без таких развлечений. Но что, если Валя и правда жива? Вдруг ее еще можно спасти?

— Решайся. Уйдешь по плечи, уже не вытащу. Я же не волшебник.

Вот именно. Он не волшебник. Не злой колдун, против которого бессильно любое оружие. Словно в противовес моим мыслям над головой пролетела ворона. Птица крикнула у меня над ухом. На макушке взметнулись волосы. Я оглянулась. Береза, на ветку которой она села, показалась гигантской. Несколько минут назад там было обычное дерево. Что это, если не колдовство? Ответ пришел сам, когда ледяная жижа забралась в спортивный бюстгальтер и обожгла соски. Это я опускаюсь под землю. Ворона кружит над моей будущей могилой. Маньяк смотрит на меня сверху вниз с улыбкой победителя, а ведь всю работу за него делает природа. Он никто.

— Замри, хотя бы. Тогда еще минут двадцать простоишь. Если двигаться не будешь, глубже не затянет. Просто замерзнешь на смерть и все.

— Как ты узнал, что в ту ночь я обратилась в полицию? Заявление не приняли. Кто тебе рассказал?

— Никто, — ухмыльнулся он, и на этот раз никаких ямочек не было. — Я пришел к тебе, хотел довести дело до конца, а там менты. Дня три терлись у твоего подъезда.

— Значит, они мне все-таки поверили.

— Вся эта система так работает. Они заявление твое в сейф спрятали на случай, если меня поймают. Тогда бы дело открыли и его приобщили. Было бы раскрытие в статистику. А если бы сразу в работу официально приняли, а я не дурак оказался, был бы висяк.

Выходит, полицейские, которых я все это время винила в моем заточении, спасли мне жизнь. Если бы не слежка, насильник не стал бы присылать мне угрозы, а вместо этого сразу убил. Только благодаря полиции я успела сбежать в Невинногорск. Если бы в ту ночь я сдалась и не попыталась сбежать, если бы не написала заявление…

— Вытаскивай, — сказала я, забрасывая пистолет в тину. Туда, откуда уже никто не сможет его достать.

Маньяк вовсе не всевидящий. Он знает только то, что замечает сам, или рассказывают другие. Никому, кроме меня, неизвестно, что в носке я спрятала нож. Теперь нужно отвлечь его, чтобы он не смог прочесть это на моем лице.

— Хватайся. — Он подтолкнул ко мне сломанный ствол молодой березы и взялся за противоположный конец.

— Откуда ты знаешь, — попыталась подтянуться я, но это оказалось гораздо тяжелее, чем могло показаться, — как работает «система»? Может, полицейские следили за кем-то другим.

— Я из династии военных, — прокряхтел он, с трудом удерживая ствол. — У отца много друзей в тогдашней еще милиции служило.

— Значит, это один из друзей твоего папы получил среди первых медаль? Ту, за спасение погибавших?

— Пылаева, тебе в болото понравилось, что ли? Поднатужься, давай!

— Расскажи, — снова подтянулась я, выиграв несколько сантиметров, — мне интересно. Ты точно ее не получал, слишком маленький был. Но это и не твой папа, да?

— Нет, не он.

Маньяк замер. Мне показалось, или он посмотрел на меня с опаской?

— Тогда кто? Его лучший друг?

— Если бы. Держись! — попытался вытащить меня вместе со стволом он. — Подчиненный, младший по званию. Там пожар был. Папа тогда молокососу этому приказал старика из дома вывести, а сам за кошкой его вернулся. Неудачно… В общем, самого спасать пришлось. Подчиненного сразу в звании повысили, награду дали. Обошел он, короче, батю по службе…

Ну конечно! В статье же писали, что наградили только одного из офицеров, полезших в огонь. Почему я раньше не обратила внимание на тот случай?

— Представляю, как это задело твоего отца. Наверно, часто свою неудачу вспоминал?

— Вспоминал? Скорее, не забывал ни на минуту.

Он рванул ствол на себя. Мне показалось, что кто-то под землей потянул мои ноги вниз. Стало страшно, что тело вот-вот разорвется пополам. Я зажмурилась и, вопреки инстинкту, еще крепче вцепилась в дерево. Спустя мгновение непереносимой боли я оказалась по пояс над водой. Маньяк приземлился на зад, переводя дыхание. Ствол все еще оставался в его руках.

— Ты поэтому рассказывал, что получил эту награду? Хотел, чтобы папа тобой гордился?

— Он все равно мной гордился.

— Все равно?

Он выпустил свой конец ствола. Я почувствовала, как снова погружаюсь в ледяную жижу. Вот, значит, в чем причина наших мучений. Моих, Надиных, всех девушек, которых он заживо сжег в лесу. Возможно, и Валиных тоже… А ведь каждая из нас наверняка искала ошибки в своих поступках. На самом деле оступился сам маньяк. Он сделал что-то, мешавшее отцу им гордиться, и это вряд ли были убийства. Скорее, наши мучения стали искуплением той вины.