Беременна от отца подруги - Мила Дали

Коэн. Топор. Охрана. Оружие.

Холод, что до этого момента сковывал мое тело, сейчас вовсе не чувствуется. Мне жарко, очень жарко, по венам хлещет горячая кровь, заставляет гореть кожу. Как тогда, в бане, когда я ошпарила ненавистного похитителя кипятком.

Запинаюсь, но продолжаю бежать по темному коридору, ничего не вижу, наощупь. Падаю, поднимаюсь и снова бегу. Сердце рвет в бешеном ритме, почти рыдаю.

В самом конце, вижу еле уловимый проблеск, а дальше поворот. Голоса громче, шум от борьбы отчетливее. И я останавливаюсь, осторожно выглядываю из-за угла.

О Господи… Росс… Что ты здесь делаешь приятель?

Между мужчинами развязывается кровавая схватка, и она далеко не на жизнь. Женя не успевает закрыться от удара соперника, поскальзывается на мокром бетоне и падает. Коэн не желает продолжать честный бой, хватается за топор, что выбил из его рук ранее Женька.

Нет времени на раздумья, замечаю пистолет, валяющийся за несколько шагов от меня.

— Опусти… опусти топор, сволота ты безумная…

Коэн заносит острое лезвие над шеей Росса и на миг замирает.

Он оборачивается, и я вижу его разъяренное, разбитое лицо. Снова эти глаза, звериные, наполненные абсолютной яростью. Сейчас, передо мной не человек, а что-то иное. Исчадие ада, в полной степени его проявления.

Ублюдок неотрывно смотрит, и прекрасно осознает, что оружие я держу впервые в своих руках. Во вспотевших от страха ладонях.

— Ты не выстрелишь, милая.

И он прав, черт возьми, тысячекратно. Я не смогу этого сделать, я не убийца…

Мое тело, словно бумажный болванчик, что колышется на ветру. Глаза режет от слез, настала точка невозврата.

— Изрешетююю, сука… — писком выдавливаю из себя.

Тусклый свет, пробирается через большие полуразбитые окна, не скрывает физиономии Коэна. Сейчас он будто окаменел, лицо очень напряжено, глаза непроизвольно расширяются. Неподдельный страх, буквально изливается по каждой его жиле, заставляет сердце биться чаще.

Какого черта? Он испугался меня?

Я в растерянности, не знаю, куда себя деть и что предпринимать дальше.

Очень громко визжу, почти подпрыгиваю, когда горячая мужская ладонь, внезапно ложится на лицо и закрывает глаза. В ноздри тут же пробирается аромат, самый приятный из когда-либо созданных и я понимаю, кто хозяин той руки.

— Не правильно целишься, Зайка… — родной шепот опаляет висок.

Что? Юсупов назвал меня Зайка? Ну, нет, только не это слово, хотя сейчас совершенно не до этого.

Руслан становится позади, и я спиной чувствую тепло его тела. Так хорошо и кажется, словно я уже дома. Второй рукой он уверенно обхватывает мое запястье и говорит, что не позволит смотреть над расправой.

Вздрагиваю, когда Юсупов резко меняет тон, уже обращаясь к Коэну:

— Больше никто не посмеет тронуть мою семью.

Всего одна фраза, а сколько в ней жесткости. Каждое слово четкое, ледяное, кожу снова начинает пробирать морозом.

Юсупов уважает женщин, и после моей беременности проявил стальную выдержку, терпение, даже не смотря на все обстоятельства. Я слышу его голос, и у меня начинает потеть зад. С этого момента решаю, что больше никогда не допущу ситуаций, вынуждающих Руслана говорить подобным тоном.

Он не хочет, чтобы я видела, однако возня и матерное выражение Женьки, указывают на то, что парень смог оттолкнуть Коэна, отойти на безопасное расстояние.

— Думаешь, пощады просить буду? — хрипит Коэн и громко сплевывает.

— Нет, — теперь спокойно, с особой ноткой блаженства отвечает Руслан.

— Ну, давай! Стреляй! Избавь меня от мук этой просратой жизни! — нервы Коэна окончательно сдают, теперь он кричит так сильно, что эхо вызывает звон в ушах.

— Как скажешь…

Я замираю и, наверное, забываю, как дышать.

Юсупов, не отпускает моей руки, шепчет, чтобы я не боялась. Он управляет и кладет палец сверху моего на курок. Оглушающий выстрел, мой визг, мужская ладонь наконец-то освобождает глаза.

Я вижу лежащего на мокром полу Коэна и словно в бреду разворачиваюсь к Руслану.

— Ты…ты убил его? Рехнулся?

— Успокойся, — смеется, чертов возлюбленный, ловко прокручивает в руках пистолет, — это всего лишь травмат. У него болевой шок, очухается твой Коэн.

— Мой?

Юсупов снимает с себя куртку, накидывает мне на плечи и подхватывает на руки.

- “Жопа” закончилась, завтра вечером мы улетаем в Родос.

Я облегченно начинаю стонать и даже хочу потерять красиво сознание, как в романтических фильмах, когда супергерой спасает деву из лап опасного монстра. Но нет, все-таки решаю бдеть до конца, поэтому сосиской болтаюсь в сильных руках Юсупова.

— Я же говорил, что кванты работают! А ты — говно, говно… — бурдит покоцанный Женька, идет спереди, освещает фонарем на мобильнике наш путь. — Синхронизация произошла! Понимаешь ты или нет?

— О чем он? — морщусь, разбираю слова через раз.

— Не важно, внутри Росса, опять проснулся безумный гений.

Мы покидаем заброшенную фабрику. По ту сторону меня встречает рассвет и свежей глоток утреннего воздуха. Он будто опьянеет, начинает кружиться голова.

Теперь, все будет по-другому и у нас еще остается много дел. Беременность, это вам не шуточки, хотя с моей невезучестью, даже не знаю, что ожидать в дальнейшем.

Меня усаживают на заднее сиденье внедорожника, приятели размещаются спереди. И только сейчас, я по-настоящему могу выдохнуть, расслабиться, насладиться ощущением спокойствия.

Весь путь мужчины обсуждают, какой-то тендер, точнее его розыгрыш.

Женька утирает разбитый нос влажной салфеткой, смеется, будто ничего не произошло. Я вроде успокаиваюсь, но стоит закрыть глаза, как тут же в мыслях предстает одержимый Коэн.

Пялюсь через стекло на просыпающийся город. На горизонте показывается коттеджный поселок, сбавляем скорость, двигаемся по узкой однополосной дороге. Застегиваю на себе куртку Руслана, пока мужчина достает ключи от дома и передает в руки.

Хотя зачем, Зинон на пару с Алиной, уже караулят нас возле железных ворот. Грек, словно недвижимая огромная скала, подруга, как заведенная, нервно хороводит вокруг начальника охраны.

Выхожу из машины, делаю максимально серьезное, недовольное лицо, наигранное конечно, но все же. Я улыбаюсь только Зинону, намеренно игнорирую девушку.

— Яночка, хорошенькая, прости! — плетется следом Алина, когда захожу на территорию дома. — Ты же добрая-добрая!

— Фиг тебе, — открываю входную дверь, наслаждаюсь теплом прогретого помещения.

Мои личные спургерои остаются на улице, стягиваю с себя куртку и прошу подругу передать вещь отцу. Она чувствует вину и стыд, поэтому кивает и беспрекословно выполняет указ.