Узнай меня, любимая - Татьяна Луковская

- Нет, – сразу отозвалась я.

- Да кто тебя спрашивать будет, – отмахнулся он от меня как от мошки. – Завтра и повенчаемся, я с попом уговорюсь.

И опять смех.

- Эк, тебя без бабы допекло, – хихикнул кто-то в толпе.

- Ты, Груздь, то праведником себя несешь, в монастырь собираешься, – обиженно кинула медведю княгиня, – то на первой встречной собрался жениться.

- Не получается праведником, – вдруг совсем серьезно без тени улыбки произнес Груздь, – скоро за сыновей твоих реками кровь придется лить, за то в рай не берут. Вот и хочу князем умереть. Она же княгиня?

Так вот в чем дело. Это все не шутки. Княжеский титул ему нужен! Я испуганно отодвинулась. Да как же у меня получатся все время куда-нибудь влипать?

- Она княгиня, но неволить вдову мне не пристало, – холодно произнесла Анастасия.

- Да кто ж неволит, она и сама за меня пойдет, я уговаривать умею, – опять весело пробасил Груздь, и ответом ему был общий хохот.

- Ладно, коли уговоришь, то добро дам, – кольнула меня ревнивым взглядом Анастасия.

Теперь мы с ней точно враги, а мне так нужно узнать, где они держат Ярека, и за что вообще его туда сунули. Ведь он им помогал, домой не возвращался, отцу глаза не закрыл, а они, неблагодарные!

- Ну, что ж, мужи почтенные, не держу я вас. Ступайте. Отдыхайте, спать уж пора, – указала княгиня на дверь.

И бояре спешно стали откланиваться. Как она, баба, всех в руках держит, только подивиться? Такой государыне властный муж и не нужен, привыкла уж одна всем ворочать.

Последним, еще раз мне подмигнув, вышел медведь.

- Вам нужно срочно уходить отсюда, – надменно произнесла Анастасия, когда мы остались одни, – Груздь не шутит, если хотите остаться вдовой, бегите.

Избавиться от меня хочет, а я без Ярека не уйду.

- Прикажите ему от меня отстать, – смело посмотрела я ей в глаза.

- Я не собираюсь перед штурмом ссориться со своим лучшим воеводой. Уходите.

Вон как, не такая уж она здесь и всесильная.

- Я уйду, – пообещала я, – но мои люди устали и голодны. Нам нужен отдых.

 «А еще мне нужно время на поиск».

- Я тебя предупредила, – устало произнесла она. – Ступай.

Вот так, как холопке на дверь указала. «Ступай». Сидит здесь в махоньком городце, а спеси, как у императрицы альтской. Да мои Калинки побольше этого Давыдова града будут. Я сжала кулаки. Не было бы Ярека, я бы на зло выскочила замуж за этого медведя, только бы увидеть, как эта гордячка беситься станет.

Когда я вышла из княжеского терема, ночь съедала остатки дня. Сумрак уже заволакивал опустевший торг и деревянную церквушку. У входа меня ждали две старушки в беленьких платочках.

- Пойдем, хозяюшка, на ночлег, – скрипуче пропела одна из них.

- Мне надо пристроить своих людей, – завертела я головой.

- Не тревожься, уж почивают, – поклонилась вторая старуха.

И они повели меня через спящую площадь, в узкий проулок. В одном из заборов распахнулась калитка, и я оказалась на широком дворе, в глубине которого виднелись две избы: одна побольше, другая поменьше. На крыльце меньшей избенки сидел один из моих воинов и чистил саблю. Я с облегчением выдохнула.

- Может баньку истопить? – спросила одна из служанок.

- Не надо, сил нет. Просто воды подогреть, обмыться.

Меня проводили в хозяйскую избу, в маленькой горнице рядом с большой печью сноровистые старухи поставили кадку с теплой водой, разложили на лежанке, застеленной стеганным одеялом, рушники и чистую рубаху. На столе дымилась каша и золотились пирожки.

- Помочь, хозяюшка, раздеться?

- А может помыться помочь? – опять пропели старушки.

Местные все говорили вроде бы по-нашему, но забавно певуче тянули слова.

- Нет, я сама.

Хотелось быстрее остаться одной, и все обдумать. Я раздевалась, мылась, облачалась в чистое, ела и не чувствовала: ни приятного тепла воды, ни вкуса угощений, ни мягкости чистой рубахи, а душу грызло разочарование. Идти так далеко, одной среди мужиков, тонуть в болоте, трястись от сырости, истереть в кровь ноги и… ничего не добиться, опять упереться в стену лбом.

Дверь скрипнула, бабульки, наверное, пришли забрать кадку с водой, я медленно подняла голову в сторону двери и вскрикнула, вскакивая с лежанки. Дверной проем загораживала большая фигура. Передо мной стоял Груздь.

Я в страхе отлетела в угол, глаза зашарили в поиске чего-нибудь тяжелого, чтобы отбиваться.

- Да как вы смеете?! Вы что здесь делаете?! – крикнула я ему, стараясь казаться смелой.

- Живу я здесь, – усмехнулся он. – И ты теперь со мной здесь будешь жить, женушка. 

- Да как тебе не совестно?! – щеки запылали от страха и гнева.  – Ведь мой муж жив, и ты это знаешь! Вы все это знаете! Где мой муж?! Что вы с ним сделали?!

Я резко схватила со стола крынку, расплескивая квас, и угрожающе замахнулась на медведя.

- Да что этому дурню сделается, – равнодушно бросил Груздь, скрещивая руки на груди.

- Дурню?! – я швырнула в нахала крынкой, но он довольно ловко увернулся. – Да мой Ярек самый смелый, самый благородный, самый… лучший.

- Гляди, вороненок, не захвали, а то зазнаюсь, – и голос совсем знакомый, родной.

- Ой!

Я растерянно посмотрела на медведя. Свет в горнице был приглушенным: две лучины и отблески поленьев из печи; и от этого глаза мужчины напротив казались черными угольками, но это его глаза, глаза моего Ярека. Передо мной уже не юноша, а взрослый мужчина, крепкий как дуб и сильный, но это мой Яромир: его прямой нос, очерченные скулы, тот же изгиб хоть и выцветших на солнышке бровей. И тот же дурной, отчаянный нрав.

- Яречек, – шепчу, касаясь непослушными пальцами его щек, провожу по кончику носа, по жесткому волосу бороды, – Яречек, – слезы срываются с уголков глаз.

- Ну, чего же ты плачешь, вороненочек? – нежно обволакивает он меня большими руками.

- Я не узнала тебя, как я могла тебя не узнать? Я так тебя искала и не смогла узнать!

Он вытер ладонью мои слезы.

- Я сам себя не узнаю. Не нравится пани Янине такой муженек? – напряженно смотрит мне в глаза.

- Больше жизни нравится, – кидаюсь ему на шею, вдыхаю такой знакомый запах, таю в его объятья, и целую, целую, целую…

Нет, это он целует меня, играет мочкой уха, щекочет шею, раскрывает губы. Из груди вырывается невольный стон. Как я истосковалась, как откликаюсь на каждую смелую ласку. Мы падаем на лежанку, и одеяло принимает наши разгоряченные тела. А перед глазами волнами идут яркие вспышки. Кажется, я тоже стала взрослой женщиной. Мы оба изменились…