Команда. Тайна опустевшего причала - Максим Шахов

Сергей кивнул.

Надо было торопиться на поезд. «Хватит изображать Штирлица и комиссара Мегрэ, пора становиться «Крепким Орешком».

– Алло, Ээрик?

– Да, Лори, говори.

– Во что ты меня втравил?!

– Не кричи! И давай по порядку. В отличие от таких бездельников, как ты, у меня полно текущих забот, требующих самого пристального внимания и быстрейшего разрешения. Я не могу помнить каждую мелкую просьбу…

– Мелкую?! – Собеседник просто взвился. – Эта «мелочь» может стоить мне карьеры!!

– Да, это уже серьезно. Ты мне еще нужен на этом месте. Что конкретно так тебя напугало? Только давай без истерик!

– Я спокоен. Я абсолютно спокоен. – Было слышно, как в трубке с протяжным вздохом перевели дыхание. – Объясни, пожалуйста, зачем тебе потребовалась проверка этого русского журналиста. Да еще с обыском!

– Ах, вот в чем дело! Видишь ли, у меня появились сведения, что он не только незаконно пересек нашу границу, но и провозит к нам наркотики…

– Прекрати сейчас же! Ты теперь хочешь поссорить с Россией все наше правительство? Какие наркотики?! Это известный в Кремле и влиятельный русский журналист. Ты хоть представляешь, кто пришел в гостиницу разбираться с этой «проверкой»?! Сам Чрезвычайный и Полномочный посол России!!!

Пусть на самом деле это был и.о. посла. Собеседнику ни к чему такие подробности!

– А зачем давали этому писаке звонить по телефону?

– Господи! Ты даже не хочешь меня слышать!! Я повторяю: сам посол!!! А этот Талеев никуда не звонил.

– Что-о-о?! Это точно? Твои люди не могли недосмотреть или разрешить позвонить, а потом «забыть» для тебя?

– Исключено! Я сам инструктировал старшего инспектора из отдела миграции. И знаю его лично. Этот не позволит!

– И, говоришь, посол сам явился? Как скоро?

– Да через пять минут уже.

Собеседник замолчал, а потом негромко проговорил:

– Это в корне меняет дело…

– Плевать мне на твои проблемы! В ордере на проверку и досмотр стоит моя подпись. А журналист сразу же его и потребовал. Теперь из этого раздуют… Правда, я позвонил уже послу, извинился. Тот вроде лояльно настроен. Но от русских всего можно ожидать!

– Не извиняться надо было, а тут же выписать еще десяток таких бумажек на имена других постояльцев гостиницы. И все! Журналист один был в номере?

– Да. И никаких следов пребывания еще кого-нибудь.

– А камеры наблюдения?

– На общих есть только проходящие по коридору постояльцы. А в номерах… Мы охраняем частную жизнь гостей!

– Тьфу ты! Какие мы щепетильные! Когда не надо. – Собеседник сменил тон. – Впрочем, скорее всего, это дело и выеденного яйца не стоит. Просто мои сведения не подтвердились, вот и все. Забудь об этом. Но на всякий случай подстрахуйся: пусть этот москвич будет одним из многих, кого проверяли в ходе планового рейда. Исключительно в целях обеспечения безопасности всех, посещающих нашу гостеприимную родину.

– Но журналист…

– А о нем забудь в первую очередь. Раз и навсегда. Ты ведь и не знал ничего о его существовании, когда подписывал множество бумаг, да? Ты – высокий государственный чиновник, а он так, писака, щелкопер, да еще и иностранец.

– Ну да-а-а… Только, Эрик, я прошу, никакого криминала, слышишь!

Собеседник рассмеялся:

– Так если ему случайно кирпич на голову упадет – это криминал?

– Не шути так! Будем надеяться, что все утрясется.

Лори Тейбур, советник Министерства внутренних дел, дал отбой.

Его собеседник убрал телефон в карман. Подумал и вытащил снова.

«А здесь никто и не собирался шутить!»

* * *

– Ну, как, отоспался после вояжа в Палдиски? – Гера внимательно оглядел сидящего рядом на скамейке Редина. – Н-да, по лицу что-то не очень заметно.

– Условия оказались не слишком комфортные, – буркнул капитан 1-го ранга. – Кстати, это я твое же распоряжение выполнял, когда вселялся в «Глобус». Мог бы для старого друга поприличнее гостиницу выбрать.

– Поприличнее – можно, а вот понезаметнее – вряд ли.

– Э-эх, а ведь во времена моей бурной прибалтийской юности это было шикарное заведение. Вместе с одноименным рестораном. Какие девушки сюда стремились! А все потому, что знали: «Глобус» – вотчина советских офицеров, здесь всегда можно получить… Ну, в общем, все, что хочется получить!

– И по морде? – подначил Талеев.

– Это не для ласковых эстонских девушек! Им – галантное обхождение, почитание… любовь, наконец! А «по морде» – это мы, безусловно, брали на себя. Редкий вечер обходился без какого-нибудь конфликта с молодыми и горячими эстонскими парнями. Понятно: их же белокурых красавиц уводили…

– Ладно-ладно, выныривай из своих приятных воспоминаний.

– …А теперь это – грязный и разваливающийся клоповник! – все-таки закончил свою мысль Сергей. – Бр-р-р! У меня такое впечатление, что местные власти специально довели эти объекты до такого состояния, как все, напоминающее о пребывании «оккупантов»! Тем более военных моряков.

– За что ж вас так не любят здесь? Неужели за девушек?!

– Не смейся! Это был весьма обидный для них момент потому, что их соотечественницы, в подавляющем большинстве случаев, отдавали предпочтение нашим безукоризненным мундирам и галантным манерам. Ну, по крайней мере… э… на ночь.

Талеев с сомнением покачал головой, а капитан 1-го ранга тут же выдвинул другую версию:

– Впрочем, старожилы утверждают, что особая нелюбовь к нашему флоту – это еще мягко сказано! – началась со времен Отечественной войны. Когда фашисты уже входили в не сопротивляющийся Таллин, наш флагман Балтийского флота крейсер «Киров» забирал с причалов последних беженцев. А местная, как теперь сказали бы, оппозиция, решив «прогнуться» перед немцами, изобразила «всенародное восстание». И чтобы подкрепить свое «театрализованное выступление» хоть каким-то фактическим действием, удумали захватить пришвартованный в порту «Киров»!

– Интересная трактовка событий!

– Балтийцы в нее свято верят. Ну а все другие наши моряки и подавно! Разумеется, крейсер успел благополучно отойти от причала. Правда, недалеко. Развернулся на рейде и прямой наводкой из всех орудий, включая главный калибр, бабах! Смел в порту всех «восставших». Потом «прошелся» по городу.

– Да, это уже очень весомая причина для закоренелой ненависти.

Редин покивал, думая, как видно, о чем-то своем:

– Эх, сейчас бы так же с ней…

– С кем?

– С оппозицией!

– Эстонской?