Шмагия - Генри Лайон Олди

Это вам не малая нужда.

И даже не большая — великая.

Испытывая изрядное облегчение, он сунулся обратно. Начал было заправляться, но тут уши уловили знакомый звук. Кашель. Сухой, надрывный. Похожий на треск сучьев, когда медведь ломится через сухостой. Андреа торчал как раз напротив каморки, где ждал захоронения гадский труп. И кашель доносился именно оттуда!

Труп. Кашляет.

У покойника дерет горло.

Так не бывает. А если бывает…

Огибая дом, малефик вихрем помчался ко входу в жилище Мэлис. Ужас конкретных догадок несся за ним по пятам. Проклятье! Чурихские некроманты Пятого Круга способны наложить на себя «Тавро Ревитала». Заклятье срабатывает вскоре после телесной гибели носителя, возвращая некроту темное подобие жизни на сутки-двое. Все это время восставший маг-мертвец одержим какой-то одной целью, полностью владея былым мастерством. И ждать, что он возьмется раздавать пряники бедным детям, не приходится.

«Я его не потяну. Мама моя Нижняя, он меня с потрохами съест…»

Мысль была холодной и скользкой, как ледышка за пазухой.

Хрустнули в сенях черепки. Искренне желая бежать совсем в другую сторону, Андреа Мускулюс ворвался в горницу.

— Прочь отсюда! Живо!

Поздно. Два женских лица оборачиваются к крикуну. Крышкой гроба отворяется дверь в соседнюю каморку. Двое стоят на пороге, каждый на своем, друг против друга: дипломированный колдун, столичная штучка, — и полный маг высшей квалификации, восставший из мертвых.

Похожий на борца крепыш с расстегнутыми штанами — и не пойми что в зеленом ореоле.

Плеть зимнего бурана хлещет по стенам. Искажаются очертания предметов, ярче вспыхивают свечи. В ноздри бьет запах раскаленного докрасна железа. Как в кузнице. Плотность стрежней маны взлетает до предела, туманя рассудок. Но глаза слепнут, а руки делают. Пассы плетут убийственные кружева, губы выталкивают в буран сполохи-слова. Вьюга лает, лязгает, закручивается поземкой. Кошмарный пес ловит себя за хвост. Коса нашла на камень: скрежет лезвия, визг гранитной плоти. Счет идет на удары сердца: времени не хватает, губительно не хватает, потому что гулящий некрот тоже не теряет его даром. В углах горницы вспыхивает пламя: яростный аквамарин, свитый в вертикальные жгуты. Вибрируя и низко гудя от напряжения, меж жгутами вдоль стен прорастают горизонтальные шнуры.

«Страстная Клеть»!

И они все — внутри! Кроме некрота.

Голос Мускулюса набирает силу колокола. Спешка спешкой, но здесь вопрос жизни и смерти — не «пустить петуха»… Во лбу кометой полыхает «вороний баньши», трансформируя потоки. Зловещие инвокации мертвеца переходят в шипящий свист. За спиной в дверь ломится укушенный осой хомолюпус, или бешеный несвезлох. Или это китоврас Гриня, спеша на помощь обожаемой Зизи, застрял в сенях и лупит копытами в дверь, которая открывается наружу. Клетка дергается, начинает уменьшаться в размерах. Треск, гудение. В воздухе пахнет грозой. Еще одно, последнее заклятье…

Есть!

Остается ждать и надеяться.

Решетка «Страстной Клети», сжимаясь кулаком — плотнее! еще плотнее! — соприкасается с «Плетеной Лорикой», которая волей малефика окутала троих людей. Горница вздрагивает, сладко потягивается, словно очнувшись от долгого сна. Свечи падают на пол, грозя пожаром. Зеркала водят хоровод между полом и потолком. Из печи, дыша паром, вылетает горшок с «чистым» кипятком, оказываясь прямо над головой Зизи… В геенну мерзкий Чурих! В ад пять его башен, завитых спиралью! Шнуры клетки проницают защиту, будто нож — масло. Сожжет! Превратит в головешки, в пепел… Шнур касается руки Мускулюса. Крик забивает глотку. Овал Небес! Ничего не происходит. Ровным счетом ничего. Малефик тупо смотрит, как шнур, пройдя через его тело, целенаправленно движется дальше. В последний миг, спохватившись, он считывает спектр шнура.

Эта клетка — не на людей! Для смертных она безвредней ключевой водицы.

Эта клетка — на демона!

Помешав колдуну изумиться как следует, «Страстная Клеть» стремительно схлопнулась вокруг лилипутки. Вернее, хотела вокруг — а получилось внутри Зизи! Над головой крошечной циркачки вспыхнул ослепительный нимб, горшок с кипятком опасно накренился — и Мускулюс чудом успел отшвырнуть его в сторону. На изящные чары нет ни времени, ни сил. Ладонь выставлена вперед, из центра бьет вульгарный «таран», снося в угол посудину с кипятком…

Брызжа дождем острых осколков, вылетела оконная рама. С треском и звоном; только не наружу, а внутрь. В дыре мелькнуло лошадиное… нет, китоврасье! — копыто. Маг-мертвец, оторопев, зашелся кашлем, ореол над ним окрасился черным. Шарахнулась прочь рыжая ведьма. Зизи же, наоборот, с отчаянным визгом бросилась к выбитому окну.

Кажется, ее все-таки слегка ошпарило кипятком.

Одновременно с этим стена дома растворилась, оплыв клочьями тумана. Туманный коридор протянулся вдаль. Малефик уже знал куда. Вот она, Ежовая Варежка. Вот она, девочка в желтом платье, рассерженный цыпленок с кукольным личиком, — в отчаянии кусает губы. Нечеловечески гибкие пальчики судорожно теребят воздух, пытаясь что-то подтянуть, исправить. Но лилипутка, двойник насмерть перепуганной Зизи, сама понимает: безнадежно. А Мускулюсу движения пальцев одуванчика вдруг кажутся до боли знакомыми! Видел, господа мои, имел счастье лицезреть! — совсем недавно, очень похоже…

Он невольно оглянулся на Зизи, перейдя на обычное зрение.

Коридор померк, двойник исчез. Зато в окно сунулись две сильные руки. Китоврас Гриня схватил крошку Зизифельду в охапку, выдернул наружу, под дождь… И вот — лишь дробный топот копыт затих в отдалении.

А некрот все давился кашлем.

Мускулюс прекрасно понимал: второй попытки не будет. Он ударил во всю силу. Так, что мгновенной судорогой свело живот. Заныли, полностью высвобождая запасы маны, ягодицы; разрядились до упора широчайшие и дельтовидные мышцы. В дело шел неприкосновенный резерв. Портить или глазить восставших мертвецов? — полезней носить воду решетом. Мертвым порча, что носорогу — дротик. Поэтому малефик употребил «Полное Разочарование» — мощнейшее заклятие из активного раздела сопромага.

Снятие всех наложенных чар с противника, какими бы они ни были.

Любой ходячий покойник просто обязан был после такого удара рухнуть окончательным трупом. Однако некрот и бровью не повел. Правда, повел носом. Втянул тоненькую прядь маны, клубившейся вокруг. Скривился. Оглушительно чихнул. Черно-зеленый ореол над покойником затрясся, как упырь, облитый «ясной блажью», и начал меркнуть.

— Вы в своем уме, коллега? — с раздражением осведомился некрот. — Решили меня разочаровать? Зачем?

— От восставших мертвецов добра не жди. Особенно от магов, — хмуро огрызнулся Мускулюс. Он растерялся. Мало того, что старое доброе заклятье не подействовало, так еще изволь теперь объясняться с живым трупом!

— Это кто здесь восставший? Это кто здесь, коллега Андреа, мертвец?