Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Шефнер

– Нет, я здоров, – ответил он.

– Может быть, навестить тебя?

– Нет, не надо. На днях я слетаю в город и зайду к тебе. Всё?

– Всё. Мыслепередача окончена.

Я догадался, что Андрей хочет в день печальной годовщины, согласно обычаю, побывать у подножия Белой Башни.

Но вот настал этот день – а Андрей в Ленинград не явился. Вечером я решил узнать, в чём дело, почему он изменил своё решение, – это было так не похоже на него. Я послал ему мыслесигнал, но ответа не получил. А живые всегда отвечают на вызов…

Позже старый Лесник, который часто навещал моего друга в его уединении, поведал, что в этот июльский день, войдя в избушку, он увидел Андрея, лежащего без движения на полу. Лесничий немедленно вызвал Врача по личному наручному прибору. Прибывший Врач констатировал смерть от острого приступа сердечной болезни. Старик же нашёл своё медицинское определение случившемуся: «Любовь – не картошка. Тосковал он сильно – вот сердце и надорвал. Если б он с горя самогонку стал пить, может, и не помер бы, горе бы рассосалось». Эти слова старого Лесничего до сих пор почему-то любят цитировать биографы Светочева, находя какой-то скрытый глубокий смысл в высказывании добродушного, но малообразованного и к тому же часто нетрезвого Чепьювина.

Когда стало известно, что умер Андрей Светочев, на всей Планете был объявлен трехдневный траур. В миг, когда его пепел упал на цветы у подножия Белой Башни, на всей Земле раздался тревожный вой сирен Космической опасности. До сих пор помню этот тонкий, вибрирующий, леденящий душу вопль. Сирены эти никогда прежде в действие не приводили. В этот день их включили как бы в знак того, что потеря, понесённая Человечеством, огромна и имеет космическое значение.

Любезный Читатель!

Восемьдесят с лишним лет прошло после событий, изложенных в моём повествовании. Мир преобразовывался на моих глазах, он становился всё более непохожим на тот доаквалидный мир, который изображён в моей повести. Земля вступила в эпоху Единого Сырья, в эпоху аквалидной цивилизации, основоположником которой стал мой друг Андрей Светочев. Человечество полностью освоило просторы своей Планеты и смело продвигается в Космос. Но в мою задачу не входило сравнивать минувшее с настоящим – ведь о минувшем вы знаете из истории, а настоящее видите своими молодыми глазами, которые зорче моих. Ибо я уже стар, я прожил свой МИДЖ с избытком, и недалёк тот день, когда мой пепел упадёт с вершины Белой Башни на цветы, растущие у её подножия.

Прежде чем закончить свои «Записки» и поставить точку, хочу сказать несколько слов о себе.

Моя жизнь прошла не бесплодно. После «Антологии» я выпустил немало книг. Не буду перечислять их здесь, ибо каждый культурный Человек, а тем более Человек, интересующийся XX веком, должен знать эти книги.

Жена моя Надя состарилась, но, как и я, пребывает в добром здравии. Её феноменальная память сохранилась, что немало помогло мне в работе над этими «Записками». У нас с Надей есть сыновья, дочери, внуки и правнуки. Почти все они, продолжая семейную традицию, стали Гуманитариями, а один из моих внуков, Валентин, прямо пошёл по моим стопам и избрал поприще Литературоведа-Историка. Его перу принадлежит капитальный труд «Любовь в романах XXI века в свете современной морали». К сожалению, книга эта не встретила достойного отклика и вызвала нападки некоторых недоброжелательно настроенных Критиков. Они обвиняют моего внука в тенденциозном подборе цитат, в односторонности, в поверхностном взгляде на историю литературы, – и даже в «наследственной узколобости». Да, нынешняя молодёжь не стесняется в выражениях. Но я спокоен за судьбу Валентина, я верю в него и горжусь им.

Некоторые опасения вызывает у меня один из моих правнуков. Порвав с семейной традицией, он стал не Гуманитарием, а Физиком, да вдобавок ещё примкнул к группе Белосветова – молодого теоретика, о котором сейчас излишне много шумит пресса. Этот Белосветов со своими неофитами разрабатывает некую теорию «Великого Вакуума», поражающую всякого здравомыслящего Человека своей необычностью. Не буду излагать вам её подробно, так как, к сожалению, вы все её знаете – печать вам все уши прожужжала об этой теории. Скажу вкратце, как я понимаю, о чём тут идёт речь. Этот Белосветов утверждает, что если в каком-либо сосуде из абсолютно прочного материала (т. е. из аквалида) создать абсолютный («великий») вакуум, а затем чем-то там воздействовать на этот вакуум, то можно получить Нечто. Это Нечто по желанию экспериментатора можно будет превратить или в универсальное вещество, или в энергию. Вот до каких геркулесовых столпов нездравомыслия и зазнайства доходят некоторые горячие головы! Наш мир стоит на аквалиде, а им мало аквалида, им подавай Ничто, превращённое в Нечто!

Прости, любезный мой Читатель, за это научно-лирическое отступление. Но мне становится горько за моего друга Андрея, создателя аквалида, когда я слышу эти рассуждения о «Великом Вакууме». И от кого же? – от своего правнука! Уже не раз говорил я ему, что напрасно он верит в этого Белосветова, что в пустом сосуде, как ни крути, ничего не может возникнуть.

Но уж если речь зашла о сосудах, то, отбросив ложную скромность, напомню благосклонному Читателю о моём СОСУДе, который, в противоположность сосудам некоторых лжеучёных, не пуст и продолжает пополняться. Правда, пополняется он всё медленнее, ибо на Земле совсем не осталось людей, которые знают бранные слова. Старый Чепьювин, у которого я в своё время почерпнул немало крепких словечек и добротных ругательств для своего СОСУДа, ныне, увы, замолчал навеки. Несмотря на употребление крепких напитков, он прожил два МИДЖа с лишним и умер не от болезни, а в результате несчастного случая. Летя в город на совещание Лесничих и находясь в нетрезвом состоянии, он пытался споить ЭОЛа, забыв, что это не Человек, а агрегат. ЭОЛ потерял управление и врезался в землю. Теперь Лесничим в заповеднике работает его сын. Он Человек непьющий. Но зато он не обладает тем фольклорным богатством, которым по праву мог гордиться его отец.

Время от времени я посещаю заповедник и хожу к озеру, где стоит избушка Андрея. Она и снаружи и внутри имеет точно такой же вид, как и при жизни моего друга. Но всё это – и сама избушка и внутренняя её обстановка – сделано из аквалида. Ведь дерево, камень и металл разрушаются, а аквалид – вечен. На берегу озера, у обрыва, теперь стоит статуя Нины. Статуя очень красива, её выполнил лучший Скульптор Планеты. Вообще изображения Нины можно встретить всюду, они стоят в каждом городе, в каждом саду. Как известно, Андрей просил не ставить памятников ему, и это завещание свято выполняется. Но, воздвигая статуи Нины, Люди как бы косвенно чтят и память Андрея. Скульпторы и Художники, желающие изобразить Нину, часто консультируются у меня. Однако, несмотря на консультацию, они изображают её каждый по-своему и обычно красивее, чем она была в жизни.

Не так давно я был приглашён в один из новых подводных городов, который решено было назвать Ниниаполисом. Город мне понравился. Всё в нём из аквалида, а от океана его отделяет прозрачный аквалидный купол. И ехал я в этот город прозрачным тоннелем из аквалида, проложенным по дну океана.