Одна безумная ночь - Барбара Доусон Смит

– По-моему, это отвратительно.

Брэнд тихо рассмеялся:

– Ты не можешь судить, пока не попробуешь сама.

– Нет, могу. И утверждаю, что это отвратительно!

Брэнд улыбнулся. Горячность Шарлотты показалась ему забавной.

– Мне кажется, что леди слишком уж возмущается.

– А ты думаешь, что все люди такие, как ты?

– Не думаю, а сожалею. Но уверен, что все должны быть такими, как я. – Очевидно, он все же обладал каким-то здравомыслием, потому что решил сменить тему. Взяв со стола записную книжечку, он пробормотал: – Я тоже кое-что обнаружил. Стишки Бона.

– Если собираешься читать их вслух, то, пожалуйста, избавь меня от этого.

Брэнд полистал страницы.

– По правде говоря, меня больше заинтересовал его небрежный почерк.

Шарлотта взглянула на книжку:

– Да, верно. Ты только посмотри на его каракули и кляксы. Ужасный почерк.

– И можно с уверенностью сказать, что его почерк не имеет ничего общего с тем, которым была написана записка, адресованная одному из покойников, – продолжал Брэнд.

– А может, это Лидия приложила руку?

– Тс-с... – Брэнд жестом велел ей замереть и прислушался.

– В чем дело?

– Голоса. Там кто-то есть.

Шарлотта вздрогнула и напрягла слух. Из коридора доносились голоса – женский и мужской. А потом послышался смех.

– О, Брэнд, нас застанут...

– Да, но не за тем, что мы что-то вынюхиваем. – Граф поставил свечу на стол, затем быстро подошел к кровати и, откинув покрывало, улегся на постель. – Что ты там стоишь, Шер? – прошипел он. – Быстрее сюда.

Ноги Шарлотты словно налились свинцом. Хотя смех парочки в коридоре звучал все громче, она не могла заставить себя лечь рядом с Брэндом.

– Ты, верно, сошел с ума, если думаешь, что я могу лечь с тобой в постель.

– У нас нет времени на препирательства, Шер. Они могут сюда войти в любую секунду.

И все же она медлила.

– А простыни чистые?

– Черт тебя подери, Шер. Они пахнут свежим летним бризом. Пошевеливайся.

Отбросив сомнения, Шарлотта подошла к кровати и улеглась, однако постаралась лечь подальше от Брэнда. Он тотчас придвинулся к ней и, натянув до подбородка одеяло, заключил ее в объятия.

Шарлотта затаила дыхание – на нее нахлынули неведомые ей прежде ощущения, и она вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется прижаться к Брэнду покрепче и положить голову ему на плечо.

Она могла бы полежать с ним в таком положении несколько минут. Ведь за это время ничего предосудительного произойти не могло. В конце концов, они были одеты.

По правде говоря, здесь, в постели, она чувствовала себя в большей безопасности, чем с ним в экипаже. Он вряд ли осмелится на какую-либо дерзость, зная, что в любое мгновение в комнату могут войти.

Но когда Брэнд уткнулся носом ей в щеку, Шарлотта ахнула от неожиданности. Немного помедлив, она из чувства самосохранения отвернулась и прошептала:

– Пожалуйста, сохраняй дистанцию.

Брэнд усмехнулся, и эта его усмешка вызвала в ее воображении череду картин: ей вдруг представилось, чем они могли бы заняться в полутемной спальне. Она снова к нему повернулась и увидела, что в его глазах мерцали веселые искорки.

– Сохранять дистанцию? Шер, ты уверена, что хочешь этого? Представь, насколько это будет выглядеть неправдоподобно, если кто-нибудь войдет и обнаружит нас лежащими в противоположных концах кровати.

Справедливость этого замечания еще больше усилила ее смущение. Но ведь Брэнд был прав: они действительно окажутся в очень сложном положении, если она не будет играть свою роль должным образом. К тому же из-за нее Брэнд подвергнется опасности, потому что когда-то и он принадлежал к Лиге Люцифера.

– Будь проклята эта затея, – пробормотала Шарлотта; граф же лишь ухмыльнулся в ответ.

Она внимательно посмотрела на него и вдруг почувствовала, что ей хочется прикоснуться губами к шраму в уголке его рта. Впрочем, ей и прежде этого хотелось. Хотелось поцеловать его. Но она никогда, даже в самых смелых мечтах не представляла, что окажется с ним в одной постели, как сейчас. Брэнд снова заговорил:

– Ты же сама хотела приехать к Бонам на вечеринку, а я бы предпочел оставить тебя дома. Но раз уж мы здесь... – Его пальцы скользнули по ее спине, а в голосе зазвучали бархатистые нотки. – Шер, полагаю, ты сознаешь, что все должно выглядеть правдоподобно.

Она понимала это. Прекрасно понимала.

– Но только в том случае, если в комнату кто-нибудь войдет, – пробормотала Шарлотта. Она очень надеялась, что голос не выдал ее состояния. – Но если здесь никто не появится...

– Нам лучше заранее подготовиться к встрече, – перебил Брэнд. – Они все еще в коридоре. Я слышу их голоса.

Что до Шарлотты, то она слышала лишь гулкий стук собственного сердца. И чувствовала приятное тепло его дыхания – губы Брэнда находились совсем рядом, так что если бы она сейчас чуть придвинулась к нему, то их уста соприкоснулись бы... Чтобы отвлечься от этих мыслей, Шарлотта спросила:

– Как ты думаешь, кто это может быть?

– Вероятно, кто-то из гостей, собравшихся на вечеринку. Но они в любом случае не должны заподозрить, что мы пришли сюда, чтобы что-то вынюхивать.

Взгляд Брэнда застыл на ее губах. Боже милостивый, уж не собирается ли он ее поцеловать? Но может статься, все обойдется. Не мог же он в одночасье забыть, как она уязвила его мужское самолюбие.

«Твоя слава искусного соблазнителя сильно преувеличена».

Если бы только он догадался, что на самом деле она так не думает, она бы пропала. Она и без того держалась из последних сил. От сладкой истомы у нее кружилась голова, и казалось, что здравый смысл вот-вот изменит ей.

– Может, это встретились горничная и камердинер, – пролепетала Шарлотта. – Может, встретились... и остановились, чтобы переброситься словечком, перед тем как вернуться к своим делам.

– Нет, они бы вошли, чтобы разжечь камин и приготовить постель.

Медленными движениями, от которых у Шарлотты перехватило дыхание, Брэнд поглаживал ее плечи. Понизив голос до грудного шепота, он пробормотал:

– Ты чересчур напряженная для любовницы, Шер. Боюсь, что мне пора в связи с этим что-то предпринять.

В следующее мгновение он взял ее лицо в ладони и, чуть помедлив, поцеловал. Поцеловал с необыкновенной нежностью, совсем не так, как в карете. И этот поцелуй лишил ее воли к сопротивлению, сделал ее мягкой, как расплавленный воск.