Зимняя Чаща - Ши Эрншоу

– Уходи. Уходи. Убирайся, – шепчу я, уткнувшись себе в ладони. Шепчу до тех пор, пока этот стук не становится единственным, что я слышу.

Единственным, что наполняет мои уши.

Я должен ее найти.

Озеро невероятно темное, оно поглощает звезды, пока я иду вдоль берега. Это место, горы следят за каждым моим шагом, это точно.

Теперь я помню достаточно много, чтобы не верить остальным. Пусть прошлое всплывает в моей памяти отдельными размытыми эпизодами – кладбище, вкус виски у меня во рту, смех. Ощущение стиснутых в кулаки, готовых к драке рук. Но все равно я вспомнил уже достаточно, чтобы понять, что они способны на ужасные вещи.

А думаю я только о ней, о Норе.

Они не любят ее, не доверяют ей. Для них она ведьма из леса.

Я должен найти ее и сохранить в безопасности.

Повернув в сторону от озера, я поднимаюсь среди сосен к ее дому. Знаю, что она не захочет видеть меня. Знаю, что не захочет слушать, что бы я ни говорил. Не захочет впустить меня к себе – именно это хуже всего. Но я должен попытаться. Мне не нужно, чтобы она мне доверяла. Мне нужно, чтобы она держалась подальше от тех парней.

Стучу в дверь ее дома и задерживаю дыхание так надолго, что у меня начинают болеть и гореть огнем легкие.

В памяти всплывают новые детали. Вспоминаю, как на кладбище Макс, запрокинув голову, делал большой, долгий глоток виски из бутылки. Как он смотрит на меня, словно бросает мне вызов, словно ожидает, когда же я первым сделаю какой-то шаг, который позволит ему взбеситься. Но я тогда не боялся, я чувствовал нечто другое – гнев.

Я вновь подношу к двери кулак, стучу еще громче, жду, что появится Нора, выглянет в окно, отодвинув занавеску. Она не появляется. Что-то неладно. В доме темно, нигде, ни в одном окне не виден желтый язычок горящей свечи. А еще я слышу, как Фин – ее волк – жутко, печально завывает где-то внутри. Я трогаю ручку, и незапертая дверь открывается.

Весь дом погружен в ночную тьму. Ни одной зажженной свечи. Огня в печке тоже нет.

Волк проносится мимо, вылетает за дверь и бежит между деревьями.

– Фин! – окликаю я, но он меня не слушает. Не обернулся, даже бега не замедлил.

Я бросаюсь следом, не давая волку скрыться из вида. Возможно, ему известно, где Нора. Спешу по волчьим следам, увязая в снегу, пока Фин не останавливается, пробежав мимо нескольких летних домиков. Здесь он замирает, низко опустив хвост и навострив уши.

Из дома доносится музыка, в окнах первого этажа я вижу парней из лагеря. Они вломились в чужой дом и устроили вечеринку.

Фин снова воет, поводя в воздухе чутким носом, а я притрагиваюсь ладонью к его голове – не могу понять, зачем он прибежал сюда. Затем вслед за волком поднимаю взгляд к верхнему этажу.

Там в окне кто-то есть.

Девушка. Ее лицо едва просматривается сквозь темное стекло.

Это она.

С ней что-то не так, я замечаю страх в ее глазах. К входной двери я решаю не идти, не хочу, чтобы меня видели другие. Поэтому оставляю волка, забираюсь на окно первого этажа и дотягиваюсь оттуда до выступающего над домом ската крыши. Затем, обхватив руками водосточную трубу, закидываю ногу на край крыши. Такой фокус я не раз проделывал, когда забирался на крышу дома моего соседа, Нейта Линча, чтобы вместе с ним выпить пивка, которое он крал из отцовского гаража. Мне кажется, что все это было сто лет назад, в какой-то совершенно иной жизни, бесконечно далекой от этих гор. Впрочем, залезать таким образом на крышу можно одинаково что здесь, что там. Ну, если не считать снега, разумеется.

Низко пригибаясь от ветра, я добираюсь до окна на втором этаже и, свесившись вниз, стучу пальцем по стеклу.

Нора поднимает голову и смотрит на меня. Нервно почесывает голову, настороженно темнеют ее глаза в полумраке комнаты.

– Нора, – говорю я в окно и показываю, чтобы она открыла его. Но вместо этого она отступает на шаг в глубь комнаты. Возможно, я не должен осуждать ее за это. Возможно, я и в самом деле злодей. Моя нога поскальзывается на снегу, но я восстанавливаю равновесие, не давая себе скатиться к краю крыши.

– Пожалуйста, – говорю я, хотя и не уверен, что она может слышать меня.

Нора закрывает глаза, словно не веря, что видит меня наяву. Словно я могу исчезнуть, стоит лишь ей сильно этого пожелать. Но вновь открыв глаза, она видит, что я все еще здесь. Теперь Нора быстро подходит к окну, отпирает и открывает его.

Я упираюсь ладонями в края оконной рамы и ныряю в комнату, принося с собой холодный воздух и снег.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, опасаясь подходить к Норе ближе, чтобы не испугать ее.

– Что ты делаешь? – спрашивает она, поджимая губы. – И как ты узнал, что я здесь?

– За Фином бежал.

Нора оглядывается на запертую дверь.

– Что случилось? – спрашиваю я. – И почему ты здесь?

Она вновь пятится прочь от меня.

– Они меня заперли, – мрачно говорит Нора и начинает растирать ладонями предплечья, отчего сразу кажется мне маленькой и замкнутой. Ненавижу, что она меня боится. Ненавижу, с каким выражением она смотрит на меня. Ненавижу, когда при каждом моем движении она вздрагивает и старается еще дальше отодвинуться.

– Кто? – спрашиваю я.

– Ретт и остальные.

У меня в груди закипает гнев, от которого все краснеет перед глазами. Я знал, знал, что не могу доверять им.

Я бросаю взгляд в сторону запертой двери и невольно думаю, что, быть может, напрасно я сюда пришел, если вижу такой страх и такое недоверие в глазах Норы. Но бросить ее я тоже не могу. Оставить в этой клетке ожидать решения своей судьбы.

– Я думаю, они где-то прячут тело Макса, – осторожно говорит она, словно заранее сожалея о своих словах, едва они успевают слететь с ее языка.

«Тело Макса? – думаю я. – Спрятано? Нет, что-то здесь не то».

Слова Норы не срастаются с тем, что я помню, поэтому я отбрасываю их. Сглатываю слюну и протягиваю Норе свою руку, но она не принимает ее.

– Нам нужно выбираться отсюда, – говорю я.

Пальцы Норы выпускают рукава куртки, но вместо того чтобы протянуться к моей руке, сжимаются в кулаки.

– Я никуда с тобой не пойду, – повышая голос, отвечает Нора.

За дверью раздаются шаги. Возможно, кто-то ищет ванную. Затем шаги затихают, удаляясь по коридору.

– Я нашла часы, – выпаливает Нора, понизив на этот раз голос. – Часы Макса.

В тусклом полумраке комнаты я вижу, как меняются черты ее лица: делаются впалыми округлые щеки, собираются морщинки в углах глаз, словно она пристально всматривается куда-то вдаль и не может сфокусировать взгляд.