На закате - Сандра Браун

– Разумеется, – откашлявшись, сухо бросил Джентри. – Когда мы отправимся в Балтимор?

Закончив стирку и развешивая белье на веревке, протянутой Россом от фургона к молодому тополю, Лидия увидела Анабет. От быстрого бега девочка едва дышала, но глаза ее сияли восторгом.

– Угадай, кто приехал? – выпалила она и, не дожидаясь ответа, затараторила: – Торговец со своим фургоном. Остановился у самой реки. У него полно всякого добра! Конечно, Леона Уоткинс тут же начала брюзжать – мол, грешно в святой день делать покупки, – но мистер Грейсон сказал, что сейчас можно не соблюдать правила, поскольку не всем удастся в субботу поехать в город. А Присцилле хоть бы что – накупила леденцов и украдкой сунула в карман. Думала, никто не заметит, а я все видела! Мама говорит, что ты непременно должна прийти. Она присмотрела чудную ткань тебе на платье. Ведь скоро Четвертое июля!

Анабет выпалила все это так громко, что у Лидии даже в ушах зазвенело. Росс, чинивший уздечку, тоже подошел послушать. Когда девочка закончила, взрослые, обменявшись взглядами, расхохотались.

Со дня злополучной поездки в Оуэнтаун отношения между ними были такими напряженными, что этот смех удивил обоих. Они тут же смолкли и смущенно потупились.

– Неужели не пойдешь? – удивилась Анабет, видя, что Лидия продолжает возиться с бельем.

– Мне ничего не нужно.

– Но мама говорит, что эта ткань очень тебе пойдет: она такая же золотистая, как твои волосы. И вообще… Разве тебе не интересно посмотреть, что он еще привез?

– У меня много дел, Анабет, – мягко возразила Лидия и украдкой взглянула на Росса. Как было бы приятно, если бы он предложил проводить ее к реке! Не обязательно что-то покупать, просто взглянуть…

Вряд ли она этого дождется. Узнав, что в его отсутствие Лидию навещал Уинстон Хилл, Росс с тех пор не сказал жене и двух слов. Даже спать перешел под фургон. Впрочем, никто не обратил на это внимания – многие мужчины ночевали снаружи, где было не так жарко.

Никто, кроме Лидии. Она уже привыкла к тому, что Росс рядом, привыкла к его мерному дыханию ночью, привыкла смотреть, как он раздевается.

– А ты сама собираешься что-нибудь купить? – спросила Лидия, отвлекаясь от невеселых дум.

– Конечно! Папа дал нам всем по десятицентовику.

– Тогда беги скорее, а то после Присциллы ничего не останется.

Анабет засмеялась, но улыбка тут же исчезла с ее лица.

– Пожалуй. А ты точно не пойдешь?

Лидия покачала головой. Анабет предполагала, что, услышав о торговце, Лидия и Росс обрадуются, поэтому их равнодушие очень разочаровало ее.

– Покажешь мне свои покупки на обратном пути.

Анабет уныло кивнула и пошла прочь. Но природная жизнерадостность взяла верх, и вскоре девочка уже мчалась к реке, предвкушая чудеса, ожидающие ее в торговом фургоне.

– Лидия, – послышался негромкий голос из-за веревки.

– Что?

Раздвинув мокрое белье, Росс сунул жене в руку несколько монет.

– Сходи купи себе что-нибудь.

Лидия уставилась на блестящие кружочки. Она не имела понятия, сколько у Росса денег и где он хранит их. Лидия выросла в бедности, поэтому не придавала значения подобным вещам. Но сейчас деньги что-то значили, поскольку их дал ей Росс.

– Мне ничего не нужно.

– А ты купи не то, что нужно, а то, что хочется.

– Но зачем?

Этот бесхитростный вопрос привел Росса в бешенство. Ведь любой подарок Хилла, будь то соты, истекающие сладким медом, тягучим, как речь самого дарителя, книжка стихов или кусочек яблочного пирога, испеченного Мозесом, непревзойденным кулинаром, она принимала с благодарностью и не задавала вопрос «зачем?». Конечно, Хилл, как истинный джентльмен, вручал каждое подношение, непременно спрашивая, не против ли Росс. Лидия, смущенно потупив взор, благодарила молодого человека. А для законного мужа у нее не нашлось даже простого «спасибо», даже подобия лучезарной улыбки, неизменно вознаграждавшей этого хлыща Хилла.

Росс ни за что не признался бы, что ревнует, но именно ревность сейчас, как змея, свилась кольцом у него в груди и отравляла своим ядом.

– Чтобы никто не подумал, будто я скряга и жалею денег для жены, – язвительно бросил он, сделав ударение на последнем слове.

Лидии показалось, что он ударил ее. Взмахнув юбкой, она подошла к корзинке и взяла на руки Ли. Черта с два она истратит на себя хоть цент этих ненавистных денег! А вот ребенку и в самом деле можно что-нибудь прикупить.

– Оставь Ли здесь. Я присмотрю за ним.

– Ну нет! Я возьму малыша с собой. Ведь ты за это мне платишь, не так ли?

И, не дожидаясь ответа, Лидия решительно пошла к реке.

* * *

День независимости выдался жарким. С утра в лагере переселенцев воцарилось радостное оживление. После многих недель утомительного путешествия наступил долгожданный отдых, когда можно отведать разных лакомств, вдоволь повеселиться, послушать музыку. И если кто-то недовольно замечал, что, мол, День независимости – это праздник проклятых янки, ему тут же затыкали рот: южные и северные штаты были вместе, когда сбросили с себя иго британского владычества, поэтому и праздник этот общий.

Миссис Лэнгстон все-таки уговорила Лидию купить у торговца ту золотистую ткань и сшить себе платье. Правда, портнихой Лидия оказалась никудышной, так что претворять свой замысел в жизнь пришлось самой Ма. Каждый вечер она появлялась в фургоне Коулменов и прилежно склонялась над шитьем. Поначалу Лидия чувствовала себя неловко, но миссис Лэнгстон заверила ее, что с удовольствием проведет несколько вечеров в тишине и отдохнет от непоседливых домочадцев. Ма сшила платье точно к назначенному сроку.

Переселенцы расположились на берегу реки Уошито. По случаю праздника все решили искупаться – ведь о настоящей горячей ванне приходилось только мечтать. Первыми омовение совершили дамы, а после обеда, когда они легли отдохнуть, на речку отправились мужчины. Торжества должны были начаться на закате. Чистенькие, принарядившиеся, путешественники с трудом узнавали друг друга. Даже мужчины по случаю праздника оделись не так, как обычно: одни повязали галстуки, другие до блеска надраили пряжку ремня, третьи вытащили из сундуков воскресную пару подтяжек. А уж дамы расстарались вовсю, стремясь поразить окружающих замысловатой прической или только что купленным кружевным воротничком.

Искупавшись, Росс облачился в черные штаны, белую сорочку и черный кожаный жилет. Вместо галстука он повязал пестрый ситцевый платок, а на прическу не пожалел бриолина. Только сейчас Росс заметил, что волосы у него опять отросли. Придется попросить Лидию…

Росс застыл с гребешком в руках, словно забыл, зачем его взял. Как легко он мысленно произнес это имя! А вот о Виктории почти и не вспоминает. Ему кажется вполне естественным обратиться к Лидии с просьбой об услуге, которую обычно жены оказывают мужьям. Проклятие!