Человек перед лицом смерти - Джоан Хэлифакс

Безусловно, я был в самом аду, и яркие языки пламени могли настичь меня в любую минуту. В этот момент внезапно материализовался черный человеческий силуэт, фигура начала приближаться. Вначале я нечетко различал ее среди языков пламени и облаков красноватого дыма, но она быстро прояснилась. Это была женщина в черной вуали, стройная, с безгубым ртом, и от выражения ее глаз по спине побежали ледяные мурашки. Когда она встала лицом к лицу со мной, все, что я мог видеть, были две черные, пустые дыры. Но из этих дыр существо все равно глядело на меня. Фигура протянула руки, и, притягиваемый необоримой силой, я следовал за ней. Ледяное дыхание коснулось меня, и я вступил в мир, заполненный слабыми звуками причитаний, хотя вокруг не было ни души.

И только тогда, только там я спросил фигуру: кто же она? Голос ответил: «Я — смерть». Я собрал всю свою силу и подумал: «Я больше не буду следовать за ней, ведь я хочу жить». Выдал ли я эту мысль? В любом случае она придвинулась и опустила руки на мою голую грудь, чтобы я вновь попал под действие ее магнетизма. Я ощущал на коже ледяные руки женщины, и ее пустые глазницы неподвижно уставились на меня.

Я вновь сконцентрировал все мысли на живом, чтобы избежать смерти в этом женском обличье. Перед тем, как войти в операционную, я обнял жену. Теперь ее призрак явился, чтобы вывести меня из ада и вернуть к земному существованию.

Когда Симона (жена) появилась на сцене, женщина в темном покрывале с ужасной улыбкой на безгубом лице без звука отступила. Смерть ничего не могла противопоставить Симоне, сияющей молодостью и жизнью. Я ощущал лишь свежесть и нежность, пока она вела меня обратно тем же путем, который я только что прошел под действием чар темной фигуры. Постепенно, шаг за шагом мы покинули страшный мир теней и приблизились к яркому свету. Это сияние вело нас дальше и, наконец, стало таким ослепительным, что начало жечь глаза и пришлось их закрыть.

Затем внезапно возникла сильная тупая боль, угрожающая разорвать грудную клетку. Я сжимал руку Симоны все крепче и крепче, после чего неожиданно пришел в себя. Я обнаружил Симону, сидящую на кровати в белой одежде медсестры. У меня едва хватило сил слабо улыбнуться. Все, что я мог сделать, это выдавить одно слово: «Спасибо». Им я завершил страшное, но все же зачаровывающее путешествие в запредельный мир, путешествие, которое я никогда не забуду, пока живу.

Дополнительные описания переживаний близости к смерти и субъективных ощущений, сопутствующих клинической смерти, были собраны Джессом Е. Вейссом в книге, озаглавленной «Прихожая». Выдающимися примерами художественных описаний являются повесть «Смерть Ивана Ильича» и сцена смерти Андрея Волконского из «Войны и мира» Льва Николаевича Толстого, «Низвержение в Мальстрам» Эдгара Аллана По, «Случай на мосту через Совиный ручей» Амброза Бирса и «Неистовые годы» Кеарса Кросби.

В прошлом усилия постичь действие механизма переживаний, связанных со смертью, и сформулировать теоретическое обоснование для их интерпретации предпринимались даже еще реже, чем проведение описательных и феноменологических исследований. Эдуард Кларк в своей упоминавшейся выше книге нашел удовлетворительное объяснение изменения сознания, наблюдаемого у умирающих, относя их без разбора на счет нарушений в работе мозга. Другие ссылались на более конкретный механизм церебральной аноксии и указывали на схожесть между переживанием, происходящим при приближении смерти, и различными ненормальными явлениями, наблюдаемыми на больших высотах, во время анестезии, при проведении экспериментов в камерах с пониженным содержанием кислорода, а также других ситуациях, когда имеет место гипоксия. Карлис Осис (1961) и Руссел Нойес (1971) обнаружили интересные параллели между визионерскими переживаниями умирающих и состояниями, вызываемыми психоделическими препаратами. Последнее наблюдение, хотя и имеет огромное теоретическое значение, не способствует нашему пониманию процесса кончины. Психоделические переживания сами по себе — явление весьма сложное, до сих пор не нашедшее адекватного объяснения и представляющее серьезный вызов нынешнему уровню теоретического мышления (мы вернемся к этой важной проблеме в последующих главах).

Поскольку все приведенные выше объяснения относятся в лучшем случае к одному аспекту явлений, возникающих при приближении к смерти, — физиологическому или биохимическому механизму таких переживаний, — они ничего не говорят ни об их конкретном содержании, ни о глубоком психологическом значении.

В двух психоаналитических исследованиях были предприняты серьезные попытки применить фундаментальные психоаналитические концепции к изучению переживаний, связанных со смертью. В первой из этих работ Оскар Пфистер в качестве основы для своих рассуждений использовал описанное ранее в этой главе исследование Альберта Хейма. В дополнение к данным Хейма, собиравшимся им в течение 25 лет после собственного почти фатального падения, в распоряжении Пфистера находилось письмо, написанное Хеймом, в котором тот излагал много деталей своего переживания, не упомянутых в самой статье. Богатые данные, полученные Пфистером от Хейма, позволили ему хорошо ознакомиться с общим характером переживаний близости к смерти. Однако для проявления более глубокой психодинамической оценки и интерпретации данных феноменов, ему требовались свободные ассоциации по поводу конкретного содержания переживания лица, прошедшего через подобный опыт. Проведение такого анализа стало возможным на основе информации, добровольно предоставленной обычным дорожным попутчиком. Этот человек чуть не был убит в траншее во время войны за 13 лет до встречи с Пфистером. Он смог описать свои фантазии, относившиеся к ситуации, и предоставить свободные ассоциации, касающиеся их содержания. На основе этого материала Пфистер сделал гипотетические выводы о психодинамических механизмах шоковых мыслей и фантазий индивида, возникающих в момент смертельной опасности.

З.Фрейд в своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» выдвинул идею о том, что живой организм был бы уничтожен полным энергии внешним миром, если бы не был снабжен специальным защитным механизмом, действующим, как барьер для раздражителей. Пфистер счел эту концепцию весьма полезной для понимания механики переживаний, возникающих в момент сближения со смертью. Согласно его точке зрения, шоковые фантазии спасают человека от избыточной эмоциональной травмы и действуют, как защитный механизм, оберегающий индивида от потери бодрствующего сознания и ухода в сон или обморок. Следовательно, такой механизм подобен сновидению, охраняющему сон. Когда угроза слаба, человек отреагирует, утратив способность говорить и двигаться. Однако крайняя опасность приводит к высокой степени активности, к стимулированию мышления. На данной стадии проявляются несколько защитных механизмов. Один — это иллюзия, что с опасностью можно эффективно справиться, другой — способность регистрировать все возникающие ощущения. Хотя в данной ситуации довольно часто наблюдается отрыв от реальности, он, видимо, имеет защитную функцию, так как приводит к отрицанию ситуации или ее отношения к субъекту. Когда реально бороться с опасностью больше нет смысла, ориентация на реальность выключается, и подавленные фантазии вступают в действие. Некоторые из воспоминаний, являющихся частью нередко возникающего проигрывания жизни, — суть воспоминания комфортизирующего характера, указывающие на опасные, но благополучно разрешившиеся события в прошлом, либо являющиеся свободными фантазиями. Переживания типа deja vu[22]или уход в представления о будущем также могут рассматриваться, как отрицание особой серьезности действительной ситуации. Крайней формой, безусловно, является бегство в трансперсональное переживание небес или рая, что, согласно психоаналитическим концепциям, является регрессией в океаническую благостность перинатального существования. Пфистер, таким образом, рассматривает переживания, возникающие при соприкосновении со смертью, в качестве проявления «блестящей победы, одерживаемой направляемым желанием умом над пугающими фактами, победы иллюзии над реальностью». Еще один из пунктов его работы заслуживает упоминания в данном контексте. Автор указывает на то, что его концепция защитной роли шоковых переживаний затрагивает интересные вопросы, касающиеся природы сознания. Раз последнее содержит знание об опасности, но мешает пониманию такого факта, не означает ли это, что сознание несет в себе бессознательное?