Улавливающий тупик - Лев Портной

— Подняли бревнышко! — скомандовал он Боре тоном, не терпящим возражений.

И поскольку у всех остальных волю парализовало страхом, мы подчинились и выбросили тело в окно — благо проезжали в это время какую-то лесополосу. Потом мы гурьбой отправились мыть руки, и только потом, когда вернулись в купе, Шурик дрожащим от страха голосом спросил:

— Хобыч, а может, не надо было его выбрасывать?

— Может, — ответил Толик и добавил. — Ты скажи это тем, кто его выбросил, а мы здесь ни при чем. И вообще, с чего ты взял, что его выбросили? Просто он проснулся и пошел в вагон-ресторан следом за своими друзьями. Ладно, что было, то было — ничего не попишешь. Давайте выпьем.

Мы пропустили по одной, но настроение у всех было подавленным. Еще бы! Каково сознавать, что только что твоим пыльным рюкзаком убило человека! Примерно через час к нам заглянули друзья выброшенного нами пассажира. И вновь они показались нам протрезвевшими, хотя спиртным от них несло пуще прежнего.

— Мужики, а куда Сева пропал? — взволнованно спросил один из них, тот, что был ростом повыше.

А второй, невысокий и кряжистый, молча и с удивлением таращился на нас.

— Не знаем, — уверенно произнес Хобыч.

Но нас чуть не выдал Шурик, у которого нервы сдали, и он залепетал:

— Он это… это…

— Ах да! — перебил его Толик, при этом повернувшись и невзначай ударив Шурика локтем под дых. — Он проснулся, мы сказали ему, что вы ушли в вагон-ресторан, и он отправился за вами. Все, как вы и просили. А вы что, разошлись?

— Да не мог же он никуда пойти! — вдруг выкрикнул кряжистый.

— Как это — не мог? — с удивлением спросил я.

Оба мужика протиснулись к нам в купе и закрыли за собой дверь. Они были чем-то напуганы, их руки дрожали, а глаза бегали как мыши.

— Налей, будь другом, — попросил высокий Хобыча.

Они выпили, отдышались и кряжистый повторил:

— Не мог он уйти.

— Не мог, — подтвердил высокий. — Тут такое дело, мужики, — проговорил он и, воровато оглянувшись, шепотом продолжил: — Мертвый он был.

— Как это? — хором воскликнули мы.

— Да так вот, — подхватил кряжистый, — мы в Москву поехали, ну, выпили там, потом это… мы-то протрезвели, значит, смотрим — а он лежит, это… того… мертвый. Помер вдруг, ни с того ни с сего. А нам че с ним делать, куда податься? Мы решили втихаря домой отвезти, жене сдать — пускай разбирается. В поезд втащили вроде как пьяного, на верхнюю полку закинули, пущай, думаем, лежит, жене сдадим — сама пусть валандается. А теперь что? Посодют нас.

— Ой, посодют, — согласился с ним высокий.

— Да вы чего, мужики, да показалось вам! — возразил им Хобыч. — Он, наверно, пьяным был. Ха! — «посодют» их! Да за что вас сажать-то?! За то, что ваш товарищ проспался и пошел вас искать, что ли? Сами же говорите — пьяным он был.

— Пьяным был, — подтвердил кряжистый. — Ну, и помер. Нечто я мертвяка не отличу?! Я их много повидал!

— Да ну вас! — отмахнулся Толик. — Мертвяков он видел! Эка невидаль! Я тоже «Дорожный патруль» каждый вечер смотрю.

— Да я-то их вживую видел! — возразил кряжистый.

— Мертвых — вживую?! — вскинул брови Толик. — Мужики, вы чего-то не то гоните! Я лучше вам вот какую историю расскажу. Сосед у меня, Стас, однажды так нажрался, что свалился на улице. И до такой степени парень накачался, что признаков жизни вообще не подавал. Менты его подобрали и в морг отправили. А он проспался, встал в кромешной темноте, ходит, дверь на ощупь ищет, о другие тела спотыкается, ничего понять не может. Чувствует, что он к тому же голый, только к ноге какая-то фигня привязана, потом выяснилось — бирка. А холод — собачий! Наконец нащупал он дверь в темноте, открывает ее, смотрит: коридорчик какой-то, сторож сидит. Он ему: «Батя, где я?» А сторож в ответ: «В морге, где ж еще!» Тот: «Как в морге?!» А сторож: «Да ты не боись! Покажь номерок на бирке, я те одежду твою выдам, да в милицию ща сообщу, а то скажут, что у меня труп похитили». В общем, оделся Стас, а потом старика спрашивает, как это тот не испугался, когда оживший труп увидел? А сторож и отвечает ему, что не он первый такой, а по три раза в месяц такие случаи бывают…

— Да ты, видать, соврешь — недорого возьмешь! — попытался уличить Хобыча в обмане кряжистый.

— Не веришь — не надо, мне от этого хуже не станет, а хорошо уже было, — парировал Толик. — Только подумайте, какой мне смысл вам сочинять?! И что за бред вам вообще в голову пришел? Да если б он умер, куда бы он делся?!

Мужики переглянулись и пожали плечами.

— Вот что, ребята, вот вам бутылочка, — Хобыч протянул высокому бутылку водки. — Идите и успокойтесь. Говорю вам, человек просто лишнего хватил, а теперь проспался и пошел вас искать, сейчас вернется.

Толик встал, выпроводил непрошеных гостей в коридор и даже проводил в их купе — убедиться, чтоб они сели водку пить, а не пошли бы искать своего третьего собутыльника, посмертно сошедшего с поезда задолго до места назначения.

После их визита нам немного полегчало: хорошо сознавать, что не наш рюкзак виновен в смерти несчастного, но все-таки неприятный осадок остался в душе у каждого. А Шурик — тот вообще всю дорогу ныл, что злополучный рюкзак нужно выкинуть, хотя сам так и не отважился пойти за ним в соседнее купе.

А после того как я поднялся, началось самое интересное. Шурик с Борькой к окну прильнули и нас зовут:

— Смотрите, смотрите!

На соседней платформе спорили трое и, судя по жестам, горячо спорили. Уже знакомые нам проводница Аллочка и тщедушный мужичонка в форме железнодорожника — начальник поезда, как мы догадались, — настойчиво отговаривали худощавого бритоголового парня лет двадцати, в черной кожаной куртке, от идеи — втащить в вагон лошадь.

— Глянь-ка, — пихнул я локтем Борьку, — это же тот самый конь, которого ты…

— Да что конь! — перебил он меня. — Вон мужик стоит, у которого я этого коня купил.

Действительно, за стойкой с расписанием бородатый мужичонка прятался от троицы, спорившей по поводу того, ехать коню или не ехать.

— Как же это ты его купил? — спросил Борьку Хобыч.

— Да как-как? Я на перрон вышел с Алкой потрепаться, а тут этот мужик подвалил. Купи, говорит, у меня коня. Всего-то, говорит, за пять тыщ отдаю, за коня это ж не деньги. А то, мол, у меня он с голоду помрет, а ты, дескать, отдашь его кому-нибудь. Я ему говорю: мужик, ну куда я с конем-то?! А он знай свое талдычит. Ну и разжалобил меня. Жалко лошадь-то. Я и купил. Мужик деньги схватил да и был таков. А меня заставили коня на платформе оставить.

Пока Боря рассказывал, дискуссия на соседней платформе подошла к логическому концу. Бритоголовый, махнув рукой, скрылся в вагоне, Аллочка заняла свое место в тамбуре, начальник поезда подвел коня к ограде и привязал его к решетке, мужичонка, скрывавшийся за стойкой с расписанием, удовлетворенно потер руки.