90-е: Шоу должно продолжаться – 4 - Саша Фишер

И в самом конце остались только мои «ангелочки» без Астарота. Они с Надей скипнули еще где-то часа в четыре. И на сцене спала, свернувшись угловатым клубочком, Наташа. Уходить она наотрез отказалась, сообщила сонно, что только вместе с нами, когда мы будем закрывать помещение. А рядом с ней сидела Ева, баюкая на коленях камеру и мечтательно улыбаясь.

— Надо порядок навести, — сказал я, шумно выдохнув. — Борь, сможешь сейчас свет как-нибудь подшаманить? Можно же как-то микрофоны отключить, а провод перекинуть… Ну или еще там что, не знаю…

— Сейчас попробую, — кивнул Бельфегор. — Дюша, поможешь?

— А почему вообще мы должны убираться? — ноющим тоном спросил Бегемот. — Этот толстый нам вообще заплатит? Он же брал деньги за билеты! Тот мужик заплатил, когда мы в тот раз… Ну, когда «Папоротник» играл еще…

— Тебе честно? — криво ухмыльнулся я. — Скорее всего, нет.

— Тогда почему… — снова заныл Бегемот.

— Тсс, подожди, я не закончил, — перебил я. — Ты точно не должен, Дюша. Ты вообще молодец сегодня, я горжусь, что мы друзья.

— Это ты так шутишь что ли? — подозрительно насупился Бегемот. Лицо его выглядело уставшим, как и всех нас, с темными разводами от плохо стершегося грима.

— Ничуть, — я покачал головой. — Вы правда отличная команда и огненно отыграли сегодня…

— Жалко только что первыми, публика была неразогретой, — вздохнул Кирилл.

— Ага, много бы мы без электричества в конце наиграли, — криво ухмыльнулся Макс.

— Ну да, тут правда, — согласился Бегемот. — Блин, так жрать хочется, ужас просто…

— Подожди, у меня где-то бутерброды были с собой, сейчас найду! — встрепенулась Ева.

На некоторое время разговор прервался. Ева спустилась со сцены, достала из-под стола свою сумку и извлекла из нее увесистый сверток. В результате недолгой ревизии и подсчетов выяснилось, что каждому достанется по бутеру. И еще один останется. Но Наташа от своего сонно отказалась, так что все съели по одному, а Бегемот три. По справедливости, так сказать. Он же у нас самый большой.

— Так вот, возвращаясь к уборке и оплате, — сказал я. — Насколько я знаю людей, Колямба ни хрена нам не заплатит. Наговорит завтра миллион всего, где мы прокосячились, сошлется на необходимость срочного ремонта и сплошные убытки в той вот куче бухла… Макс, можешь меня поправить, если что, ты лучше его знаешь. Как думаешь, поделится Колямба выручкой?

— Вряд ли, — фывркнул Макс. — Колямба полезные мужик, но такой… Гниловатый.

— Так и зачем тогда убираться? — возмущенно сказал Бегемот. — Пусть он сам тут корячится, фигли мы-то должны?

— А вот тут наступает тонкий момент, — сказал я. — Для меня лично тонкий. Договаривался об этом концерте я, у Колямбы на это помещение были другие планы. И теперь… как бы это объяснить-то? В общем, я хочу, чтобы с моей стороны все обязательства были выполнены полностью, понимаешь? Даже, возможно, выше ожидаемого. Чтобы подкопаться было не к чему. Я взялся, я сделаю все, как надо. Это не перед Колямбой обязательство, а как бы у меня перед самим собой. Помогать мне или нет — это как хотите. Вы и так сегодня молодцы, правда. Люблю вас без меры, играли отлично, концерт получился совершенно огненный. Так что кто устал или кому просто лень, идите по домам, все нормально. Но буду рад, если вы останетесь и мне поможете.

— Ну ладно… — пробурчал Бегемот. — Но я все равно буду бухтеть, понятно? Я не нанимался тут битые бутылки и блевотину выгребать потому что…

— Бухти, Дюша! — я засмеялся, подошел к Бегемоту и обнял его за плечи. — Когда-нибудь мы с вами станем матерой рок-командой… С лучшей аппаратурой и автобусом гастарбайтеров технической поддержки…

— Кого-кого автобусов? — переспросил Бельфегор.

— А, неважно! — отмахнулся я и засмеялся. — Главное, что нам не придется греть себе голову о том, что в зале кто-то наблевал, а нам потом убирать.

— Дааа… — мечтательно вздохнул Бельфегор. — И выступать будем не в вонючем овощехранилище, а на стадионе!

— И чтобы я, такой, риф запиливаю, а по краям сцены такие фейерверки — бдыщ-бдыщ! — подключился Кирилл.

— А у выхода чтобы охрана! — глаза Бегемота заблестели. — Цепью руки держат. А к нам через них девчонки прорываются и визжат!

— Это надо попсу петь, чтобы девчонки! — захохотал Макс. — Белые розы, белые розы, бла-бла-бла, что-то там! Все малолетки будут твои…

— Фу, ты скажешь тоже! — скривился Бегемот. — Ладно, Борь, пойдем попробуем свет починить…

— Я вас только морально поддержу, ладно, мальчики? — сонно проговорила Наташа, поворачиваясь на другой бок.

«Наверное, зеленые были бы счастливы сейчас, — подумал я, волоча очередную коробку с мусором до помойки. — Ни тебе пластиковых пакетов, ни стаканчиков, ни трубочек… Сплошной натур-продукт!»

Но мусора тусовка в пять сотен человек произвела все равно много. Бычки, битые и пустые бутылки, какие-то фантики, оберточная бумага, даже пара затоптанных номеров журнала «Африка». Либо неблагодарные читатели, либо невнимательные раззявы. Проволочки бенгальских огней, пустые пачки из-под сигарет.

Под мусорное ведро мы приспособили одну из опустевших коробок «Слънчева бряга». Но приходилось ее экономить и излишне не нагружать. Потому что другой емкости для мусора у нас не было. Не в кофре же от «Поливокса» весь этот срач на помойку носить.

— Трындец, люди свиньи, конечно, — насупился Бельфегор, сгребая кучу окурков рваной газетой. В этом месте сидела компашка при свете свечей, и, судя по количеству выкуренных сигарет, у них тут шли бурные философские беседы.

— Ну и вроде в остальном у нас порядок, да? — я еще раз обошел овощехранилище, заглядывая во все темные углы. Малоприятная процедура устранения последствий хорошо проведенного времени была завершена. При желании, придраться к идеальности уборки было можно, но я не настолько перфекционист, чтобы до сияющей чистоты тут все доводить.

«Блин, как сейчас мобильника не хватает…» — с некоторой тоской подумал я. Вызвал бы несколько машин, нас бы живо по домам развезли. А сейчас со всем этим тащиться в общественном транспорте.

— А тебе разве сегодня на работу не надо было? — с тревогой спросила Ева, когда мы вышли из душного подвала на морозный свежий воздух. Уже рассвело, прохожие шли по своим воскресным делам