Миллион причин умереть - Галина Владимировна Романова

– Остановись, Сережа... – Оля отстраненно взглянула в его глаза, но ничего, кроме глухого раздражения, там не увидела. – Мне надо уйти. Так будет лучше и для тебя, и для меня.

– Почему?

Удивительно, но вопрос был задан совершеннейше спокойным тоном. Словно и не было трехминутной истерии по поводу ее ухода. То ли парень умеет владеть собой, то ли отношения, кои имели место быть, не так уж важны для него.

Ольга понимающе хмыкнула. Свернула аккуратно платье, сунула его в пакет и швырнула туда же туфли. Затем не торопясь оделась и лишь тогда ответила:

– А потому, Сереженька, что, как я подозреваю, дальнейшая моя жизнь пойдет в теснейшем сотрудничестве с нашей доблестной милицией. А это тебе претит, как известно.

– А по-другому нельзя? – нетерпеливо перебил ее Сергей, понуро бредя за ней следом в прихожую.

– Нет, как видишь. По-другому нельзя. Ты же все слышал, к чему вопросы. – Оля зашнуровала ботинки, застегнула куртку, натянула шапочку и взялась за ручку двери. – Думаю, что нам лучше на время расстаться.

– Оля, Оля!!! – Горестные нотки все же прозвучали в его голосе, и глаза изменили выражение, разбавив раздраженный блеск скорбью. – Подумай хорошенько. Нам было так хорошо вдвоем, хотя и недолго, но было же. Может, все еще получится, а, Оль?!

– Может, но не сейчас. – Она провела пальцами по его щеке и прикоснулась губами к его губам. – Прощай, Сереженька...

Он не остановил ее, не заключил в объятия. Не попытался даже поцеловать на прощание. Одним словом, не сделал ничего того, что должен был бы, по логике вещей, сделать любовник, охваченный грустью перед грядущим расставанием. Так... Вялое пожатие руки. Смазанное «до встречи». Хотя оба знали наверняка, что никакой встречи уже не будет. Во всяком случае, явный вздох облегчения наверняка вырвался из его груди.

Чего нельзя сказать о ней.

Вот кому сейчас действительно было худо, так это ей – Ольге. Пустота в душе сменилась паническим страхом. Затем туда же медленно вползла глухая злоба на вездесущих ментов, которые ну никак не хотят оставить ее в покое. Почему, черт бы их всех побрал, она должна кому-то мостить дорогу наверх своими собственными костями?! Не делай этого, не ходи туда, не смотри в ту сторону!!! Да шли бы они все! Вот возьмет сейчас и сломает первый запрет...

Она не знала, как такое получилось, ноги сами собой привели ее сюда. Воистину, подсознание творит с ней сегодня удивительные вещи. Задрав голову, Ольга с изумлением смотрела на неоновую вывеску «Междугородние переговоры». Сколько раз она намеревалась зайти сюда и останавливалась на пороге. Сколько раз вела бесконечный разговор с матерью, поглаживая ее худенькие плечи. Но все это было только лишь в ее воображении. Сейчас же ей захотелось другого...

– Алло, мама! – Горло у нее перехватило, и Ольга опустилась на скамеечку в кабине телефона-автомата. – Ты меня слышишь?!

Последовала пауза, затем сдавленное всхлипывание и протяжное:

– Ма-ари-иночка, де-еточка моя.

– Не плачь, прошу тебя!!! Все в порядке! – зачастила Ольга, чтобы самой не разреветься белугой. Только сейчас в полной мере она поняла, как ей не хватало материнского голоса. – Как ты? Что в городе? Как Нинка?

Мать несколько раз громко всхлипнула, затем стала обстоятельно излагать события минувших месяцев. Ольга смотрела на бегущие секунды с обреченным отчаянием, но остановить мать была не в силах. Ей все равно, что та говорила: о соседке ли со второго этажа, которая умерла от рака, о Ленке-однокласснице, которая ударилась во все тяжкие и работает сейчас в стриптиз-баре, ей было просто очень важно слышать звук ее голоса. Почерпнуть в нем душевные силы, которые, видит бог, должны ей в скором времени очень понадобиться.

– Мама, как здоровье? – вставила в образовавшуюся паузу Ольга. – Почему молчишь о Нинке?

– Со здоровьем нормально. Годы, Марьяшенька, сама понимаешь. А Нина... – Мать прокашлялась. – Она вышла замуж.

– За кого?! – Ольга и хотела бы не удивляться, да разве такое возможно. Нинка! Та самая, что отрицала напрочь такое понятие, как семья, и вдруг...

– Ой, сейчас скажу, удивишься, – Ольга почувствовала, что мать улыбается. – За следователя этого. Того, что... Ну ты догадалась, наверное.

– За Сергея Анатольевича?! – Не было бы опоры под задним местом, она непременно плюхнулась бы на пол. – За этого старого мента?!

– Ну ладно тебе, доченька! Он, между прочим, из-за нее с женой расстался. А лет-то ему не так уж и много...

Сколько сыскарю лет, уточнить мать не успела. Время неминуемо приближалось к концу разговора. Они быстренько распрощались и, лишь повесив на место трубку, Ольга с изумлением поняла, что самого главного-то как раз и не спросила.

Когда и кому писала мать заявление о ее развороченной «могиле»...

Она тяжело вздохнула, хотела было набрать домашний номер своей подруги, но потом передумала. Кто знает, где она теперь обитает. Наверняка уж не с ее родителями, которые вряд ли потерпели бы в доме зятя – ровесника папы, да к тому же еще мента, да к тому же еще разведенного. И зачем без толку тратить деньги, когда и так все ясно как божий день.

Соловьем заливался, мать его!.. «Не надо думать о милиции так плохо!» Стал бы тот славный парень с жуткими морщинами под глазами названивать в местное РОВД, отыскивать первого января следователя убойного отдела, норовя нарваться на грубость, не будь он женат на ее подруге! Проявил бы недюжинное по силе сострадание и чуткость, кабы в бок его Нинка не била. Ну да ладно, какая все же разница, что явилось предпосылкой, главное – следствие из всего этого. А следствием является один и только один вывод: верить ментам нельзя...

Дорога до дома заняла у нее чуть больше времени, чем обычно. Ольга зашла все в тот же магазин, где покупала индейку. Купила хлеба, молока, яиц и масла. Не торопясь уложила все в пакет и медленно двинулась к дому, благо, что погода прогулке благоприятствовала. Она завернула за угол. Прошла мимо скрипучих качелей и засыпанной снегом песочницы, и тут достаточно громкий говор у соседнего подъезда привлек ее внимание.

– Говорю тебе, трезвый он был! – почти кричала пожилая тетка, закутанная по самые глаза в шерстяную клетчатую шаль, такую прежде Ольга видела лишь у своей бабки Любы. Последней шаль служила и накидкой, и головным убором, но все чаще исполняла роль подстилки, когда сердечная не могла дойти до кровати и укладывалась там же, где пила.

– Нет, малый тверезый! – выступила ее оппонентом другая женщина, которую Ольга частенько встречала в своем подъезде. – У самой глаза залиты с утра, вот тебе в каждом человеке алкаши и мерещатся!

– Ну ты и сука, Шурка! Ну ты и сука! – Баба выпростала краснощекое лицо из шали, и в свете фонарей даже со своего места Ольга углядела, что она в изрядном подпитии. – Где это видано, чтобы трезвый парень таскался из угла в угол по двору? То подойдет к подъезду, то отойдет. То к качелям, то к скамейке и обратно к подъезду. Весь измотался, как, прости господи, говно в проруби!