Вечерние новости - Артур Хейли

С самого начала Мигель предвидел, что, как только жертвы будут выкрадены, поднимется крик и вой, полиция установит заслоны на дорогах и начнет проводить усиленные поиски. Поэтому он решил, что небезопасно будет тотчас пускаться в дальний путь. А с другой стороны, им необходимо иметь временное прибежище подальше от Ларчмонта.

Дом в Хакенсаке находился приблизительно на расстоянии двадцати пяти миль от места похищения. То, с какой легкостью похитители вернулись в Хакенсак, равно как и отсутствие преследования, доказывало, что Мигель спланировал пока все правильно.

Трое похищенных – Джессика, Николае и Энгус – находились в основном доме. Они все еще не пришли в себя после уколов и были в бессознательном состоянии перенесены в большую комнату на втором этаже. В противоположность другим помещениям в ветхом, пропитанном сыростью доме эта комната была тщательно вычищена и выкрашена белой краской. Здесь установили дополнительные розетки и флуоресцентные трубки под потолком. Пол был застлан новым светло-зеленым линолеумом. Бывший врач Баудельо дал по этому поводу соответствующие указания и проследил за их выполнением, а отремонтировал комнату мастер на все руки – Рафаэль.

Сейчас в центре ее стояли две больничные койки с решетками по бокам. На одной лежала Джессика, на другой – Николае. Ноги и руки у них были связаны ремнями – на случай, если они вдруг очнутся, что было нежелательно.

Хотя анестезиология и не очень точная наука, Баудельо был уверен, что его “пациенты” – так он теперь их мысленно называл – еще полчаса, а то и больше будут находиться под влиянием снотворных.

Рядом с двумя койками стояла узкая железная кровать с матрасом, которую срочно принесли и поставили для Энгуса. Ремни для него заготовлены не были – пришлось связать его веревками. Мигель смотрел сейчас на них с другого конца комнаты: он так и не решил, как быть со стариком. Убить его и зарыть труп после наступления темноты? Или же включить и его в первоначальный план? Решение следовало принять быстро.

Тем временем Баудельо хлопотал возле трех распростертых жертв – устанавливал штативы для внутривенного вливания, укреплял на них баллоны с жидкостью. На столе, накрытом зеленым полотнищем, он разложил инструменты, пакетики с лекарствами, поставил подносы. Хотя ему потребуются лишь внутривенные катетеры, Баудельо давно привык иметь под рукой и другие инструменты – а вдруг понадобятся. Помогала ему Сокорро – та самая женщина, что была связана и с “Медельинским картелем”, и с “Сендеро луминосо”: за то время, что она жила “под прикрытием” в Штатах, она получила диплом медицинской сестры.

Сокорро была стройная, гибкая, с кожей оливкового цвета и черными, как вороново крыло, волосами, стянутыми на затылке в пучок; ее лицо с правильными чертами могло бы быть красивым, если бы не было всегда мрачно. Сокорро выполняла все, что от нее требовалось, не ожидая снисхождения из-за того, что она женщина, но была неразговорчива и никогда не выдавала того, что у нее на уме. Все домогательства со стороны мужчин грубо ею высмеивались и отклонялись.

Поэтому Мигель мысленно и прозвал Сокорро “непробивной”. Хотя он и знал о том, что она двойник, – собственно, это “Сендеро луминосо” настояла на включении ее в группу захвата, – он не видел оснований не доверять ей. Правда, время от времени ему приходило в голову, не повлияло ли долгое пребывание Сокорро в Штатах на ее преданность Колумбии и Перу.

На этот вопрос Сокорро и самой трудно было бы ответить. С одной стороны, она всегда была революционеркой, находившей выход своей пылкой приверженности революции в помощи колумбийским партизанам “М-19” в большей мере, чем в работе – причем с немалой выгодой для себя – на “Медельинский картель” и “Сендеро луминосо”. Она жаждала перебить весь этот гнусный правящий класс, засевший в колумбийском и перуанском правительстве, и с радостью участвовала бы в их физическом истреблении. В то же время ее учили, что государственная машина США – не меньшее зло. Однако, прожив три года в Штатах и видя лишь дружелюбное и справедливое к себе отношение там, где могла бы проявиться враждебность и стремление показать свое превосходство, она понимала, что ей трудно презирать Америку и ее парод и рассматривать их в качестве своих врагов.

Вот и сейчас она изо всех сил старалась ненавидеть троих пленников – эту плесень, этих ricos burgueses , как она твердила себе, – но это ей не очень удавалось.., черт подери, совсем не удавалось, а ведь революционер должен презирать жалость!

Но Сокорро была уверена, что как только она уедет из этой непонятной страны, – а все они скоро отсюда уедут, – ненависть ее снова обретет силу и уже не угаснет.

Мигель сел в кресло в дальнем конце комнаты и, откинувшись на спинку, спросил Баудельо:

– Ну-ка, скажи мне, что ты делаешь? – Это было произнесено тоном приказа.

– Готовлюсь к тому, что мидазолам, который я им ввел, очень скоро перестанет действовать. Тогда мне надо будет ввести пропофол внутривенно. Средство более долгого действия и более подходящее для того, что их ждет впереди.

Баудельо уже больше не казался изможденным призраком – в его движениях и речи появились уверенность и наставительный тон специалиста-анестезиолога, каким он когда-то был. Вскоре после похищения он снова стал держаться с давно утраченным достоинством. Но ни тогда, ни сейчас не заметно было, чтобы его волновало, с какой преступной целью он применяет свои знания или что он служит позорному делу.

– Пропофол. – продолжал он, – лекарство капризное. Оптимальная доза для каждого индивидуума – своя, а если его будет слишком много в крови, то может наступить смерть. Поэтому для начала придется ввести пробную дозу и тщательно следить за реакцией.

– А ты уверен, что справишься? – спросил Мигель.

– Если вы во мне сомневаетесь, – не без иронии заметил Баудельо, – ищите себе кого-нибудь другого. – И поскольку Мигель молчал, бывший врач продолжил:

– Во время пере езда они ведь будут без сознания, и мы должны быть уверены в том, что у них не начнется рвота или удушье. Поэтому пока мы тут выжидаем, они должны голодать. Но поскольку нельзя допустить обезвоживания, я введу им внутривенно раствор. А через два дня – вы сказали мне, что именно стольким временем я располагаю, – их уже можно будет класть в эти штуки. – И Баудельо кивком указал на стену за своей спиной.

У стены стояли два крепко сбитых, выложенных шелком гроба. Один был поменьше, другой – побольше. Затейливые крышки с них были сняты и стояли рядом.

При взгляде на гробы Баудельо вспомнил, что должен задать один вопрос. И, ткнув пальцем в Энгуса Слоуна, спросил:

– А его тоже готовить или нет?

– Если мы возьмем его с собой, у тебя хватит на него медицины?

– Да. У меня всего в избытке – на всякий случай. Но нам тогда потребуется еще один… – И он снова взглянул на гробы.

– Мне можешь этого не говорить, – раздраженно заявил Мигель.

Тем не менее он сам не знал, как быть. “Медельинский картель” и “Сендеро луминосо” дали ведь ему указание выкрасть женщину и мальчишку и как можно быстрее доставить их в Перу. Гробы были придуманы для перевозки, чтобы избежать досмотра американской таможни. А в Перу узники станут ценными заложниками – козырными картами, с помощью которых “Сендеро луминосо” будет делать крупную ставку, предъявив пока еще не ясные требования. Но станет ли неожиданное появление отца Кроуфорда Слоуна, с точки зрения “Сендеро”, дополнительным козырем или же будет лишь ненужным риском и докукой?