Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха - Юрий Гаврюченков

— Гранаты, блин, «эргэо». — Закончив набивать последний магазин, Слава переключился на гранаты. — Не люблю я их. Они какие-то стремные. Мы их всего раз кидали. Взрываются от удара, сразу. Опасная штука! Но делать нечего, будут нашим секретным оружием.

— Они типа «лимонки», оборонительные, — вставил я, чтобы хоть что-нибудь сказать по поводу своего приобретения. — Радиус поражения двести метров.

— Да ты чего, Ильюха? — заржал Слава. — Какие двести метров?

— Ну... как у «лимонки»... — замялся я. — Радиус сплошного поражения...

— Пять метров.

— Но... как же... Говорят, что двести у «эф-один»... И эта такая же.

— У «лимонки» пять метров. Зона сплошного поражения. Там, где поражается не менее семидесяти процентов целей. Цель — это стоящий лицом к гранате человек. По площади — прямоугольник метр восемьдесят на полметра в ширину, — Слава растолковывал коротко и доходчиво. — Есть еще зона эффективного поражения, где поражается до пятидесяти процентов цели. Радиус метров семь-восемь от гранаты Дальность разлета осколков у «эф-один» метров пятьдесят, но там уже вряд ли достанет. Безопасное удаление — метров сто, туда вообще ничего не долетят, даже если осколок будет величиной с полкорпуса. Смотри, граната какая маленькая, а чтобы радиус двести метров сплошного поражения обеспечить, нужно грузовик осколков. Двести метров — это гарантированное безопасное удаление, просто цифра с потолка. Взяли и умножили величину безопасного удаления на два. Чтобы уж на двести процентов гарантировать. Теперь понял?

— Значит, когда в детстве мы «лимонки» копаные подрывали, зря боялись?

— Не зря, — по-доброму улыбнулся Слава. — Ты же цел остался.

— Теперь понял! Сказки про двести метров — это вроде защиты от дурака. Будут бояться двухсот метров, возможно, не приблизятся на пятьдесят.

— Хоть как называй, главное, чтоб работало, — Слава разлил по бокалам остатки коньяка. — У тебя изолента в доме водится? Тащи.

— Завтра времени искать рога не будет, — пояснил «афганец», скрепляя магазины «валетом». — Так удобнее. Один рожок закончился, быстро вынимаем, переворачиваем и вставляем новый. Эх, шестьдесят патронов, маловато будет! Чую, блин, придется повертеться. Ты завтра там не бзди. Патроны кончатся, кидай гранаты, только прячься за машину обязательно. В крайнем случае, падай ногами к взрыву. Помни, «эргэошка» взрывается сразу при ударе, но, если ты ее не бросишь, а подкатишь, сработает с замедлением через три секунды, как нормальная. Две гранаты тебе, три мне. У тебя еще пистолет есть. Если повезет, успеем разжиться трофейным оружием.

— Ну, а нет, так нет, — с меланхолией истинно-го фаталиста закончил я.

— Да ну тебя! — засмеялся Слава. — Давай, за удачу!

Мы выпили. Только сейчас я заметил благотворное действие «Мартеля». Возникший после хорошего коньяка подъем настроения не могли прибить ни тревога перед будущей стычкой, ни предполагаемые разборки с подельниками.

У нас оставалось еще полдня. Я поехал к Маринке, а Слава засел перед телевизором. Ксения сменялась с дежурства в девять утра, и делать ему было нечего, кроме как сидеть в явочной квартире и чистить оружие в ожидании сигнала тревоги. Я обещал вернуться до полуночи, чтобы мы могли быть в полной готовности, когда позвонит Эррара.

Оказавшись за рулем в одиночестве, я ощутил весь ужас и отчаяние положения, в котором мы со Славой оказались. Оно было безвыходным. Оно было роковым. Вдвоем против банды арабов, а потом против шайки своих же отморозков — мы не выстоим. Я чуть было не развернул машину, чтобы дать по газам и улететь из города к черту на рога, забиться на восток Ленобласти, в какой-нибудь Свирьстрой или Подпорожье и отсидеться там до следующего лета. Купить телевизор — окно в большой мир — и наблюдать за жизнью через криминальную хронику. Если жить скромно, карманных денег хватит. Искушение было сильным. На миг накатило так, что я света белого не взвидел, но сдержался и не свернул. Тут же обругал себя последними словами за глупость. Надо было сваливать! Но я не мог бросить Славу в бой одного, а убегать в глушь от легких денег корефан — я знал точно — откажется.

Пилить к Маринке надо было через весь город. По пути я обзавелся волшебным напитком и спрятал его в бардачок. Предстоящее дело пугало меня до поноса. Чтобы не дрожать, я собирался время от времени испрашивать силы у Бахуса.

Помимо волшебного напитка пришлось закупить набор совершенно прозаических, но необходимых завтра вещей, что несколько убавило денежный запас. На зимовку в Подпорожье стало не хватать, и я решил сражаться до конца.

Маринка открыла дверь. Выглядела она полной дурой. Я даже удивился, неужели раньше этого не замечал? Как такое могло произойти? Невозможно! Я даже зажмурился на секунду, а когда открыл глаза, наваждение не спало.

— Иди на кухню, милый, у нас гости, я вас сейчас познакомлю, это Лера, она тоже секретарь-референт, — затараторила Маринка.

Лера, блондинка с округлым губастым ртом, острым носом и пышными формами, оценила меня капризным взглядом и тут же переключилась на собеседницу.

— Тапочка прибегает ко мне и говорит, мама, я чашку разбила, а Веточка убирать не хочет, а я говорю, гадкая, зачем ты ставишь чашку на край, а потом сама же других припахиваешь убирать? А Тапочка говорит...

— Здравствуйте, — сказал я. — Приятно познакомиться...

— Ага, приятно, — согласилась Лера, не отвлекаясь от разговора. — Тапочка говорит, мама, я сама...

— Тапочка — это ваша дочь? — взялся я поучаствовать в оживленной беседе.

Наступила пауза. Лера переварила информацию и переключилась на ответ.

— У меня их две! — гордо сообщила она.

— С бабушкой сидят?

— Старшая школу заканчивает, а с младшей муж сидит, он у меня такой...

Какой у нее муж, было понятно — тюфяк вроде меня.

— Извините, барышни, я на минуту забежал. Марин, закрой за мной дверь.

— Ты даже чаю с нами не попьешь? — не сильно огорчилась Маринка моему уходу.

— Извини, дела.

— Ну, пока, — Маринка наспех чмокнула меня в щеку и торопливо повернула замок.

Я выкатился из квартиры в легком оцепенении разума. Не догадавшись воспользоваться лифтом, стал спускаться по лестнице, как сомнамбула, и только ощутив свежее дуновение уличного ветра, смог вернуться к привычной цепкости рассудка.

— Блядь! — громко сказал я. — Ебаный гипноз! Немного же мне надо.

Мужики с пивом, бредущие к смраду семейного очага, обернулись и заторопились прочь.

— Да ну к черту таких подруг! — Я поморгал и почувствовал, как спадают остатки наваждения. — К черту!

Вдохновлять на подвиги рыцаря может не только любовь, но и раздражение, злость и ненависть к прекрасной даме.

Когда я ехал домой, страха и неуверенности больше не было.